Беженец Федя - [3]
У невесткиных папы-мамы имелась еще одна дочь и два от нее внука, без которых они — тоже никуда, хоть осыпь всей конвертируемой валютой мира, а также второй зять, шофер-дальнобойщик Витя, основательный парень, абсолютно не пьющий с тех пор, как чуть ли не до смерти отравился грибами. Отравился-то грибами, но грибочки в тот раз шли под водочку, что его, как сказали врачи, и спасло. Продезинфицировало. Но всё одно — больше никогда не стал ни водку, ни грибы.
Вроде внушительная подобралась компания, можно паковать чемоданы. Ан — нет: у Вити под городом Белгородом в селе Стародырьево существует мамаша, колхозная пенсионерка, бывшая доярка Фрося. Негоже это, не по-христиански — умотать за океан, бросив на произвол престарелую кровную родню, будто ты какой жлоб-американец.
А у тети Фроси — сестра Глаша; вся их жисть с друг-дружкой, можно сказать, не-разлей-вода: бедовали-вдовствовали, кровавые мозоли нарабатывали, сыновей подымали, из нужды выбирались, плакали-пели — всё вместе. Разделиться, что живьем разрезать. А у бабы Глаши — сын, колхозный конюх, шебутной мужик, выпивоха Федя… На ём, слава те Господи, цепочка кончается, посколь Федя бобыль, а значит своего продолжения в этой жизни у него в наличии не наблюдается. Не оставлять же Федю — пропадет, замерзнет под первым забором…
Пришло время, когда стало ясно, что смех был несколько преждевременным… Пришло время встречать-обустраивать. “Хорошо, что не всю Россию”, — уныло иронизировал Рабинович.
Не всю Россию, но и не всю цепочку тоже. Племянник решил погодить годик-другой. Он успешно коробейничал, или, как говорят на нынешнем новоязе, “челночил” между своим городом и чуть ли не десятком знойных стран, возя туда-сюда всяческое барахло, и надо быть чокнутым в последней стадии, чтобы бросить это занятие, пока оно давало приличный навар, пока “шел клев”. Так и мотался по свету с баулами в статусе спасающего свою жизнь беженца…
Сестра не слишком торопилась тоже. Имелось у нее соображение сугубо коммерческого свойства: к городу прицеливались несколько иностранных фирм; вот когда они здесь через какое-то время обоснуются, появится возможность, что уже во многих местах страны проверено, очень прилично продать квартиру, а сейчас что — сейчас в их городе недвижимость шла не очень… Вот когда… тогда можно будет спокойно бежать, как нормальному беженцу… Ну а бывшие бригадир и знатная маркировщица — куда они от своей любимой младшенькой? К Рабиновичам ехали остальные…
Сейчас бы посмеяться, но уже не хотелось.
— Ну? Что теперь? — спросил Рабинович жену.
Та пожала плечами, пытаясь сделать это как можно невозмутимей:
— А ничего. Знать не знаю никаких вить и фрось. Кто они мне? Ничего не собираюсь делать.
— А кто будет делать? На улице людей оставить?
— Почему на улице? Есть же, в конце концов, организации, которые встречают, размещают… Я слышала. Еврейские такие организации…
— Ха-ха! Блеск! Я сейчас позвоню в синагогу и попрошу обласкать приезжающих из села Стародырьева чистокровных евреев Глафирью Никоновну и Федора Силантьевича Кондратьевых!… Кто мне говорил — не вмешивайся? Кто мне говорил — толстокожий? Кто закатывал истерики? Где они, твои умирающие с голода близкие?
— Не трогай меня! Я знаю, ты специально доводишь меня до сердечного приступа! Делай, что хочешь, сам делай, но не трогай меня!…
И Рабинович вынужден был делать. Он представлял себе, как они выходят из здания аэропорта, затравленно озираются в поисках встречающих их Рабиновичей, ждут час, пять, десять, голодные, растерянные, измученные долгим двадцатичасовым перелетом, с двумя маленькими хныкающими детьми, не зная на всех вместе и трех английских слов… Кучка потерянных провинциалов в чужом неведомом мире, почти что на другой планете… И ему заранее становилось совестно и душевно зябко.
Кроме того рано или поздно они всё равно их отыщут. Отыщут и заявятся. Пригреют для начала их в какой-нибудь ночлежке, найдут им переводчика, подключат полицию…
Пришлось взять несколько припасенных для удлинения отпуска или на другой экстраординарный случай “сикдейс”[1], поскольку, как и все более-менее здоровые люди, Рабинович в ближайшие пятьдесят лет болеть не собирался, и помотаться в поисках квартиры, а потом шуровать по знакомым и соседям, гараж-сейлам и, украдкой в темноте, — по свалкам, а потом подвозить и затаскивать на шестой этаж кровати, матрасы, стол, стулья, кое-что из посуды… Самое необходимое на первый день — отоспаться-перекусить-оглядеться, а потом уже пусть укомплектовываются потихоньку сами. Нет худа без добра: почистил, наконец, многолетние завалы в стенных шкафах, подвале и гараже, освободился от кое-какого старья. Правда, старье это в большинстве своем выглядело типично по-американски — будто только из магазина. Злился, обзывал жену, про себя, конечно, разными нехорошими словами, ругал себя вслух за мягкотелость и гнилой характер, но куда было деваться…
Ладно, встретил-привез…
На всех вместе английских слов было еще меньше, чем он предполагал, а понятия о том, куда они попали, что вокруг них происходит и чем надо им заниматься, чтоб продолжать жизнь, — вообще не просматривалось. И Рабиновичу пришлось отодрать изрядный кус уже непосредственно от самого отпускного времени, чтобы заняться хождениями-сопровождениями по всевозможным офисам для выматывающих своей нудной неспешностью оформлений, да еще после стояния в длиннющих душных неопрятных очередях. Это было оформление первоначальных документов, пособий, медицинских дел, талонов на питание и разного другого… — Вы уж нас не бросайте, Павлуша, — утирала глаза несвежим носовым платком тетя Фрося, — мы без вас совсем пропадем… Вы нам один близкий-родной человек на всю эту Америку…
Владимир Курносенко - прежде челябинский, а ныне псковский житель. Его роман «Евпатий» номинирован на премию «Русский Букер» (1997), а повесть «Прекрасны лица спящих» вошла в шорт-лист премии имени Ивана Петровича Белкина (2004). «Сперва как врач-хирург, затем - как литератор, он понял очень простую, но многим и многим людям недоступную истину: прежде чем сделать операцию больному, надо самому почувствовать боль человеческую. А задача врача и вместе с нимлитератора - помочь убавить боль и уменьшить страдания человека» (Виктор Астафьев)
В книгу «Жена монаха» вошли повести и рассказы писателя, созданные в недавнее время. В повести «Свете тихий», «рисуя четыре судьбы, четыре характера, четыре опыта приобщения к вере, Курносенко смог рассказать о том, что такое глубинная Россия. С ее тоскливым прошлым, с ее "перестроечными " надеждами (и тогда же набирающим силу "новым " хамством), с ее туманным будущим. Никакой слащавости и наставительности нет и в помине. Растерянность, боль, надежда, дураковатый (но такой понятный) интеллигентско-неофитский энтузиазм, обездоленность деревенских старух, в воздухе развеянное безволие.
Ты точно знаешь, что не напрасно пришла в этот мир, а твои желания материализуются.Дина - совершенно неприспособленный к жизни человек. Да и человек ли? Хрупкая гусеничка индиго, забывшая, что родилась человеком. Она не может существовать рядом с ложью, а потому не прощает мужу предательства и уходит от него в полную опасности самостоятельную жизнь. А там, за границей благополучия, ее поджидает жестокий враг детей индиго - старичок с глазами цвета льда, приспособивший планету только для себя. Ему не нужны те, кто хочет вернуть на Землю любовь, искренность и доброту.
Город Нефтехимик, в котором происходит действие повести молодого автора Андрея Кузечкина, – собирательный образ всех российских провинциальных городков. После череды трагических событий главный герой – солист рок-группы Роман Менделеев проявляет гражданскую позицию и получает возможность сохранить себя для лучшей жизни.Книга входит в молодежную серию номинантов литературной премии «Дебют».
Французский юноша — и русская девушка…Своеобразная «баллада о любви», осененная тьмой и болью Второй мировой…Два менталитета. Две судьбы.Две жизни, на короткий, слепящий миг слившиеся в одну.Об этом не хочется помнить.ЭТО невозможно забыть!..
Ольга - молодая и внешне преуспевающая женщина. Но никто не подозревает, что она страдает от одиночества и тоски, преследующих ее в огромной, равнодушной столице, и мечтает очутиться в Арктике, которую вспоминает с тоской и ностальгией.Однако сначала ей необходимо найти старинную реликвию одного из северных племен - бесценный тотем атабасков, выточенный из мамонтовой кости. Но где искать пропавшую много лет назад святыню?Поиски тотема приводят Ольгу к Никите Дроздову. Никита буквально с первого взгляда в нее влюбляется.