Безграничная - [17]

— Человек в сером костюме. — Она мне уже рассказывала.

— Да. И я говорю ему «Наш — седьмой».

— Ты знаешь кто он?

Она издает сердитый горловой звук, будто я порчу ее историю «смотри, какая я крутая», спрашивая о том, чего она не знает.

— Я чувствую, что знаю его, но он стоит спиной ко мне. Я даже лица не вижу.

— Ааа, одно из таких. — Я вспоминаю то время, когда у меня было первое видение: лесной пожар, смотрящий на него парень, и то, что я не могла разглядеть его лицо ужасно разочаровывало. Понадобилось время, чтобы после всего привыкнуть смотреть на Кристиана спереди.

— Очевидно, скоро я это выясню, — говорит она, будто это не так уж важно.  — Но это случится. Прямо здесь. На этом самом месте.

— Очень впечатляюще, — говорю я, потому что это то, что она хочет слышать.

Она кивает, но лицо выражает беспокойство. Она кусает губу, затем вздыхает.

— Ты в порядке? — спрашиваю я.

Она берет себя в руки. — Прямо здесь, — повторяет она, словно у этого места появились магические способности.

— Прямо здесь, — соглашаюсь я.

— Наш — седьмой, — шепчет она.

Возвращаясь в общежитие, мы срезаем путь через сад скульптур Папуа Новая Гвинея. Среди высоких деревьев расставлено множество скульптурных деревянных кольев и больших камней с резьбой в этническом стиле. Мои глаза останавливаются на примитивной версии «Мыслителя», согнувшийся мужчина, подпирающий руками голову, созерцающий мир. Прямо у него на голове примостился огромный черный ворон. Когда мы подходим, он поворачивается, чтобы посмотреть на меня. Каркает.

Я останавливаюсь.

— Что такое? — спрашивает Анжела.

— Птица, — говорю я, голос подрагивает от смущения от того, как глупо это звучит. — С тех пор, как я здесь, я вижу ее уже в четвертый раз. Думаю, она следит за мной. — Она бросает взгляд на птицу через плечо.

— Откуда ты знаешь, что это одна и та же птица? — спрашивает она. — Клар, тут много птиц, а рядом с нами они начинают вести себя странно. Это уже данность.

— Не знаю. Думаю, это просто ощущения.

Ее глаза слегка расширяются. — «Думаешь, Семъйяза мог тебя выследить?» — молча спрашивает она, и это пугает меня. Я забыла, что она умеет мысленно разговаривать. –« Ты чувствуешь скорбь?»

И я тут же чувствую себя глупо, потому что даже не задумывалась об этом раньше. Обычно меня просто переполняет скорбь, доводя до изнеможения, если Сэм рядом. Я поднимаю глаза на птицу, медленно открываю дверцу в свой разум, ожидая почувствовать грусть, сладкое отчаяние. Но прежде чем я успеваю рассмотреть что-либо, кроме собственного страха, птица почти насмешливо вскрикивает и скрывается в гуще деревьев.

Мы с Анжелой провожаем ее взглядами.

— Наверное, это просто птица, — говорю я. Меня пробирает дрожь.

— Конечно, — говорит она голосом, доказывающим, что она не верит мне ни на миг. — Ладно, ничего не поделаешь. Уверена, если это Черное Крыло, ты скоро об этом узнаешь.

Думаю, так и будет.

— Надо сказать об этом Билли, — говорит Анжела. — Вдруг у нее есть, ну, не знаю, совет для тебя. Может, какое-нибудь средство от птиц.

Хочется рассмеяться ее выбору слов, но почему-то это не кажется мне смешным. Я киваю. — Да, я позвоню Билли, — говорю я. — Мы уже давно не созванивались.

Ненавижу это.

Я сижу на краю кровати с зажатым в руке сотовым. Не знаю, как Билли отреагирует на новость, что я могла видеть Черное Крыло, но с огромной вероятностью она скажет, что мне нужно бежать — это то, что делает каждый, когда видит Черное Крыло, нас постоянно этому учили. Ты убегаешь. Идешь в любое освященное место. Прячешься. С ними не сражаются. Они слишком сильны. Непобедимы. В прошлом году, когда Семъйяза начал появляться неподалеку от школы, взрослые стали охранять нас. Они испугались.

Это значит, что, возможно, мне придется покинуть Стэнфорд.

Я сжимаю челюсти. Мне надоело все время бояться. Черное Крыло, видения, неудачи. Тошнит от этого.

Это напоминает мне детство, когда мне было шесть или семь, у меня был период боязни темноты. Я лежала с одеялом, натянутым до подбородка, уверенная, что в каждой тени прячется монстр: инопланетяне пришли, чтобы похитить меня, вампир или приведение, готовое положит мне в руки свою отрезанную голову. Я сказала маме, что хочу спать со светом. Она позабавилась над этим и позволила мне спать в ее постели, свернувшись рядом с ее теплым телом, пахнущим ванилью, пока страх не проходил, но через какое-то время она сказала:

— Клара, пора перестать бояться.

— Не могу.

— Нет, можешь. — И вручила мне распылитель. — Это святая вода, — объяснила она. — Если что-то страшное войдет в комнату, скажи ему, чтобы уходило, а если не послушает, брызни вот этим.

Я серьезно сомневалась, что святая вода окажет какой-нибудь эффект на инопланетян. — Просто попробуй, — подбодрила она. — Увидишь, что выйдет.

Следующую ночь я провела, бормоча: — Пошли прочь, — и брызгая на тени, и она оказалась права. Чудовища исчезли. Я прогнала их, просто отказавшись их бояться. Я совладала со своими страхами. Я победила их.

Именно так я чувствую себя сейчас: если я откажусь бояться птицы, она просто исчезнет. Как бы хотелось позвонить маме, вместо Билли. Интересно, что бы она сказала, если бы я чудесным образом смогла пойти к ней, подняться к ней в комнату в Джексоне, и рассказать ей все, как я делала раньше? Думаю, что знаю. Она бы по обыкновению поцеловала меня в лоб и убрала волосы с моего лица. Она молча гладила бы меня по плечам. Сделала бы мне чаю, мы бы сели за кухонный стол, и я рассказала бы ей про ворона, про мое видение в темноте, как я себя там чувствовала, про свои страхи.