Безграничная - [19]

Папа даже не рассматривает мое предложение.

— Он не хочет говорить со мной.

— Ну и что? Он подросток. Ты — его отец, — говорю я, а потом следует фраза, которую я не произношу, но которую он скорее всего слышит: «Ты должен заставить его вернуться домой».

Папа качает головой.

— Я не могу ему помочь, Клара. Я видел все возможные версии того, что может произойти, и могу сказать, что он никогда не послушает меня. Мое вмешательство только ухудшит ситуацию для него. — Он прочищает горло. — В любом случае, я пришел сюда не зря. На меня была возложена задача подготовки новобранцев.

Мое сердце учащенно забилось.

— Мое обучение? Но почему?

Его челюсть напрягается. Он выглядит так, словно оценивает, сколько стоит мне рассказать.

— Не уверен, знаешь ли ты, но я солдат.

Или лидер Божьей армии, но, да ладно, не будем скромничать.

— Да, я вообще-то знаю это, пап.

— И фехтование — это часть моей профессии.

— Фехтование? — говорю слишком громко, и люди, проходящие мимо нас, начинают бросать встревоженные взгляды.

Я опускаю голос.

— Ты собираешься тренировать меня обращаться с мечом? Например... огненным мечом?

Я сразу вспоминаю о видении Кристиана. Не о своем. Не я сражалась.

Папа качает головой.

— Люди часто принимают его за огненный меч из-за легкой ряби, но он сделан из сияния, а не огня. «Сияющий меч».

Не могу поверить, что слышу это.

— «Сияющий меч»? Почему?

Он колеблется.

— Это часть плана.

— Я вижу, что есть определенный план с моим участием, — говорю я.

— Да.

— У тебя, случайно, нет бумажного варианта этого плана, чтоб я смогла туда заглянуть? Всего на минутку?

Уголок его рта приподнимается.

— Наша работа продолжается. Итак, ты готова? — спрашивает он.

— Что? Сейчас?

— Нет более подходящего времени, чем настоящее, — говорит он, и я могу сказать, что он полагает, что это прекрасная шутка. Он направляется к велосипеду, чтобы поднять его, после чего мы вместе медленно возвращаемся к «Робл».

— Как в университете обстоят дела? — спрашивает он, как и любой другой послушный папа.

— Прекрасно.

— Как твоя подруга?

Я нахожу странным, что он спрашивает о моих друзьях.

— Э-э — какая именно?

— Анжела, — говорит он. — Она причина того, что ты приехала в Стэнфорд, не так ли?

— О-о. Да. Думаю, именно она.

По правде говоря, я еще не общалась с Анжелой, с того дня в «MemChu», почти три недели назад. Я позвонила ей в прошлые выходные и спросила, не хочет ли она пойти на новый кровавый фильм ужасов, который вышел на Хэллоуин, а она от меня отделалась. «Я занята» — это все, что она сказала.

В последнее время я видела ее соседок по комнате чаще, чем её саму: с Робин мы встречаемся в классе истории искусства по понедельникам и средам, да и много раз мы вместе пили кофе; а вместе с Эмми мы всегда одновременно появляемся в столовой, чтобы позавтракать, садясь за один столик, где и возникает буря. Именно благодаря им я знаю, что Анжела либо болтается в церкви, либо отсиживается в своей комнате, приклеенная к своему ноутбуку или чтению толстенных книг. Происходит явно что-то более интенсивное, нежели то, что обычно с ней происходит. Думаю, причиной всему является ее навязчивая цель — ее одержимость числом семь, парнем в сером костюме и всем, что с этим связано.

— Я всегда любил Анжелу, — говорит папа, вздрагивая и обращая внимание на меня, потому что, насколько я знаю, он только познакомился с ней. — Она — очень страстная натура, в ней бурлит желание делать то, что правильно. Тебе следует присматривать за ней.

Я мысленно ставлю галочку возле пункта «позвонить Анжеле, как только появится минутка». Когда мы подошли к «Робл», папа встал, вглядываясь на здание с изображением плюща на фасаде, пока я ставила велосипед.

— Хочешь увидеть мою комнату? — спрашиваю я.

— Может быть, позднее, — говорит он. — Прямо сейчас мы должны найти место, где никто нас не потревожит.

Не думаю, что мы найдем место лучше, чем подвал общежития, в котором есть комната без окон. Люди используют её в основном для телефонных звонков, когда не хотят беспокоить своих соседей по комнате.

— Это лучшее, что я могу найти в столь короткие сроки, — говорю я, пока веду папу туда. Отперев дверь, я держу ее открытой, чтоб он мог оглядеть помещение.

— Прекрасно, — говорит он, заходя внутрь.

Я нервничаю.

— Мне стоит размяться? — Мой голос звучит немного странно в этой маленькой комнатке. Здесь пахнет грязными носками с примесью кислого молока.

— Сначала мы должны решить, где ты хотела бы тренироваться, — говорит он.

Я жестом указываю вокруг нас. — Здесь.

— Это отправная точка, — говорит он. — Необходимо определиться с конечной.

— Хорошо. Какие есть варианты?

— Любые, — отвечает он.

— Пустыня Сахара? Тадж-Махал? Эйфелева Башня?

— Думаю, мы создадим настоящее зрелище, практикуя фехтование на Эйфелевой Башне. — Он слегка усмехается, после чего снова становится серьезным. — Попробуем какое-нибудь место, которое ты хорошо знаешь. Место, где тебе будет комфортно и спокойно.

Это легко. Даже не задумываясь, я через пару секунд произношу:

— Окей, забери меня домой, в Джексон.

— Считай, что это и есть Джексон. — Папа продолжает стоять передо мной. — Мы сейчас на пересечении границ.