Пока я приходил в себя, мне сунули осточертевшую консерву и кусок хлеба, который в скором времени можно будет использовать в качестве наступательного оружия. С трудом отгрызая крошки каменного ломтя, я пропихивал в глотку склизкие ошмётки тушёнки, понимая: ещё немного – и я просто не смогу глядеть на эту мерзопакость. В попытке хоть как-то отвлечься от неприятного процесса, приходилось занимать своё внимание осмотром хмурых спутников, на данный момент ещё уцелевших. Крутые выглядели как обычно, только Швед цвёл и пах, с хлюпаньем опустошая свою банку. При виде его хари я ощутил приступ тошноты и спешно отвёл взгляд. Двое оставшихся учёных и Юра, едва ли не прижавшись друг к другу, молча жевали свою пищу. Более или менее нормальным из них выглядел только Жуковский. Могучий старикан, покряхтывая, макал в банку кусок хлеба и методично, словно выполняя некий ритуал, уничтожал его. Кошкарёв со свежими царапинами на осунувшейся физиономии поедал хлеб, точно осторожная мышь: торопливо, ежесекундно вздрагивая и озираясь по сторонам. Юрик и вовсе выглядел существом не от мира сего, будто вместо парня посадили какого-нибудь зомби. Бледное до синевы лицо ничего не выражало, а в полуприкрытых глазах зияла жуткая пустота. На мой взгляд, даже избитый и оттраханый Кошкарёв выглядел намного лучше.
Наш завтрак продолжался совсем недолго. Теодор немного поспорил со Зверем, обсуждая сегодняшний путь, и в конце концов великан уступил, пожав мощными плечами. Странное дело, только сейчас, когда все начали готовиться к выходу, я обратил внимание на оружие. А оно осталось только у крутых. Автоматы, принадлежавшие остальным, перекочевали за их спину. Стало быть, по какой-то причине нам уже не доверяли. Ну, в случае с Кошкарёвым дело ясное: попади автомат ему в руки – и неизвестно, сколько протянет ухмыляющийся Швед.
Круглый, как и прежде, обходил всех, помогая влезть в лямки рюкзака и правильно распределять груз. Проделав ту же операцию с моей ношей, он на несколько секунд задержался, прикрыв руки своим коренастым телом, и быстро засунул пистолет мне под брючный ремень. При этом на его лице расплылась невероятно широкая усмешка, словно он проделывал какую-то безумно забавную шутку.
– Надеюсь, ты умеешь им пользоваться, – сказал он, дружелюбно похлопав меня по плечу. – Думаю, эта штуковина тебе ещё потребуется. Как и граната.
Гранату у меня действительно не отобрали. То ли посчитали, будто я потратил её на тот злополучный колодец, то ли просто забыли. Скорее – последнее.
У нашей цистернообразной пещеры оказалось два выхода. Один выходил в мокрый зал, а второй оказался завален огромным валуном, и его теперь предстояло откатить в сторону. Сил пришлось приложить немало. Восемь человек с огромным трудом сдвинули замшелый булыжник, кажущийся частью стены. Какие-то лоснящиеся тысяченожки бросились во все стороны, и на некоторое время все из нашей группы оказались поглощены топтанием огромных мерзких насекомых, похрустывающих под каблуками. Уцелевшие разбежались, спрятавшись в глубоких трещинах стен. Не знаю, сколько их уцелело, но остаться здесь ещё на одну ночёвку я не рискнул бы.
Избавившись от насекомых, мы смогли довести дело до конца, и булыжник с грохотом рухнул на пол, освобождая проход. Луч фонаря осветил стены узкого коридора и упёрся в глухую стену.
– Ну и куда дальше? – осведомился Зверь у Теодора.
– Опусти луч, – скомандовал тот, следуя взглядом за пятном света, ползущим по стене.
Как обычно, он оказался прав: в полу зияла чёрная дыра.
– Там спуск, – пояснил Теодор, оборачиваясь ко всем остальным, – горка, подобная гладкому жёлобу, и некоторое время вы будете очень быстро скользить вниз. В самом конце спуска находится глубокая яма, поэтому на финише вам придётся каким-то образом снизить скорость. Рекомендую упираться подошвами в края жёлоба. Если кто упадёт в яму, покалечится или убьётся, а это в общем-то равносильно – калека не сможет продолжать путешествие. Будьте осторожнее.
Все несколько замешкались перед тёмным отверстием, ведущим в обещанный жёлоб: всё-таки страшновато нырять в угольно-чёрную яму, где может притаиться кто угодно. Даже Зверь очень долго не решался подать пример, а лишь светил фонарём, пытаясь пробить мрак, скрывающий неизвестность. Наконец великан засопел и, набычившись, начал медленно спускать ноги в отверстие. Стоило Зверю отпустить руки, и его тело молниеносно пропало из вида. Послышался слабый шелест, стихающий с каждой секундой. Следующим в яму нырнул Теодор, только проделал это намного увереннее, чем предшественник. Швед пошёл третьим, причём его лысина, поросшая короткой свиной щетиной, блестела в свете фонарей от покрывающего её пота. Не могу сказать, что я был менее мокрым, но, надеюсь, это не выглядело так омерзительно.
– Кто следующий? – осведомилась Вобла. – Думаю, жребий кидать не будем. Короче, хватит трахать мозги, ныряйте!
Ближе всего к ней находился зомбеобразный Юрик, и, не говоря ни слова, женщина согнула его в три погибели и зашвырнула в отверстие. После этого повернулась ко мне, поскольку я стоял следующим.
