– Всё понял, – сказал я, поднимая руки вверх и подвигаясь к дыре. – Не стоит утруждаться, силы нам ещё пригодятся.
– Ты никак трахаться со мной собрался? – поинтересовалась Вобла и, развеселённая этой мыслью, расхохоталась. – Давай уже, лезь.
Я осторожно опустил ноги и, нащупав твёрдую гладкую поверхность жёлоба, разжал пальцы, которыми держался за край отверстия. Не успел я это сделать, как моё тело с бешеной скоростью устремилось вниз. Не знаю, кто и чем полировал этот камень, но он оказался выглажен почище, чем поверхность идеального зеркала. Глядя на мелькающие стены, я с трудом удерживал внутренности, пока сорванная крыша пыталась сообразить, как же я буду тормозить.
Внезапно закрытая труба превратилась в тот самый обещанный Теодором жёлоб, который неизвестно на чём держался. Я скользил над бескрайним воздушным пространством, и лишь в тысячах километров подо мной блестел слабый свет. От этого настолько захватывало дух, что некоторое время я не мог дышать вообще. Скорость была невероятной, и, когда навстречу мне метнулась каменная стена, я даже не успел испугаться. В мгновение ока я провалился в тёмную дыру, ощутив заметное уменьшение скорости спуска. Но всё равно, куда там американским горкам! Я понял: как заработаю кучу денег, открою здесь парк аттракционов. Для выживших – скидки.
Спустя несколько минут я вновь вылетел на открытое пространство, но в этот раз всё было намного скромнее – пещера высотой метров пятьдесят. Я летел от потолка к полу, где в конце жёлоба чернело отверстие означенной ямы. Около неё стояли те, кто спустились раньше меня.
– Тормози! – крикнул самый высокий из них, приложив ладони рупором ко рту. – Тормози, твою мать!
– Как? – спросил я сам у себя. – У тебя тормоз, ты и тормози.
Оказывается, жёлоб не весь был выглажен до зеркального блеска – верхняя часть его бортов состояла из обычного шероховатого камня, вполне пригодного для упора ногами. Так я и сделал.
Под свист стираемых подошв скорость тотчас упала до минимума, и завершал я путь в темпе гоночной черепахи. Это позволило мне, перевалившись через край жёлоба, спрыгнуть на пол рядом с предательской ямой. При воспоминании о жутком провале, куда запросто можно было улететь, меня передёрнуло.
Я поднял голову и посмотрел на видимую часть жёлоба, поразившись тому, как эта хрупкая конструкция умудряется оставаться целой, не имея никаких поддерживающих её колонн. В этот момент из дыры в стене с оглушительным воплем вылетел человек и на огромной скорости устремился вниз. Зверь замахал руками и приказал и ему тормозить. Однако Кошкарёв (а это был он), видимо, пребывал в состоянии полного офигения и не сделал ни единой попытки снизить скорость. Пробормотав пару неизвестных мне, но, несомненно, интересных выражений, Зверь подступил к краю ямы и протянул свою мощную руку. Вопль Кошкарёва перешёл в оглушительный визг. Очевидно, он понял, куда ему предстоит шлёпнуться. Я подошёл к дыре и оценил её глубину – метра четыре, не меньше. Вполне достаточно для сворачивания шеи. Визг достиг ультразвуковой ноты и оборвался, когда Зверь ухватил педика за куртку и под треск рвущейся материи отшвырнул его на пол. После этого гигант поморщился и брезгливо отёр ладонь о штаны, точно коснулся чего-то омерзительного. Очухавшись, Кошкарёв поднялся, ощупывая драгоценное тело в поисках переломов и громко поскуливая.
– Ну зачем мне эти деньги? – всхлипывая, бормотал он. – Сидел бы себе в лаборатории… Дёрнул меня чёрт! Такие унижения… Я ещё разберусь!
– Ладно, ладно, дорогуша, не плачь, – негромко сказал Швед, подступая к нему и похлопывая по заднице, – сегодня вечером я тебя утешу. Ты ведь этого хочешь, я знаю. – Он захохотал, но, уловив раздражённый взгляд Зверя, елейно улыбнулся.
Кошкарёв ничего не ответил, но его взгляд был намного красноречивее каких бы то ни было слов.
В эту секунду наша компания пополнилась Жуковским, который сам, не дожидаясь указаний, упёрся ногами в борта жёлоба и приземлился. Следом слетела Вобла. Я же решил осмотреть пещеру. Совершить, так сказать, ознакомительную экскурсию. Стены состояли из гигантских глыб, ничем, казалось, не скреплённых одна с другой, из-за чего чудилось, будто они вот-вот упадут. Пол прорезали извилистые трещины, уходящие в непроглядный мрак. Какой-то определённой формы у зала не было: множество косых углов свели бы с ума любого здравомыслящего архитектора. В стенах я насчитал пять выходов, заваленных обломками. Ближайшие два казались непроходимыми, а чтобы добраться до трёх дальних, пришлось бы перебраться через небольшое озерцо.
– Ну, вроде все? – поинтересовался за спиной Теодор, выведя меня из созерцания интерьера. – Тогда идём дальше.
В руках наш предводитель держал карту, и Зверь, стоявший за ним, угрюмо рассматривал детские каракули, ползущие по листу. Вобла вместе с Круглым пытались починить порвавшуюся лямку рюкзака, а Швед недовольно связывал половинки шнурка.
– Двигаемся туда, – указал Теодор на самый дальний проход, и Жуковский, взяв Кошкарёва под руку, устремился в указанном направлении. При этом старый учёный что-то яростно шептал на ухо коллеге, бросая косые взгляды на Шведа.
