Бездна Челленджера - [54]
Поэтому однажды в час посещений я замечаю ее за столом рядом с родителями.
Увидев сестру, я останавливаюсь: совсем забыл, что она придет. Я как будто боюсь навредить ей, подойдя слишком близко. Я не хочу причинять ей вред и не желаю, чтобы она видела меня в таком состоянии. Но наступило время визитов. От него не убежать. Я осторожно подхожу к родителям.
— Привет, Кейден!
— Привет, Маккензи!
— Хорошо выглядишь. Ну, не считая вороньего гнезда на голове.
— Ты тоже хорошо выглядишь.
Папа встает и отодвигает свободный стул:
— Присядь, Кейден.
Я послушно сажусь и стараюсь, чтобы колени не прыгали. Мне удается, только когда я полностью сосредотачиваюсь, а значит, теряю нить беседы. Я не хочу ее терять. Я хочу блистать перед сестрой. Я хочу показать ей, что все нормально. Не думаю, что у меня получается.
Губы Маккензи шевелятся, а глаза мечут молнии. До меня долетает обрывок фразы:
— …Так что Мамаши с Танцев едва не выклевали друг другу глаза, так что мама, которая точно не одна из них, нашла мне нормальный танцевальный кружок, где меня не окружают одни психи. — Тут она опускает глаза и слегка краснеет: — Ой, прости, я не специально!
Я сейчас мало что ощущаю, но мне бы наверняка было неловко за то, что неловко ей. Поэтому я отвечаю:
— Ну, есть психи и есть полные психи. Синдром Мамаши с Танцев ничем не лечится. Ну, разве что цианидом.
Сестра хихикает. Родителям совсем не весело:
— Маккензи, мы не произносим этого слова, — напоминает мама. — И слова на букву «ц» тоже.
— «Циклоп», — говорю я. — Потому что у врача всего один глаз.
Маккензи снова хихикает:
— Ты все выдумываешь!
— На самом деле, — вмешивается папа со странной гордостью в голосе, — это правда. Второй глаз стеклянный.
— Зато его крылья в порядке, — продолжаю я. — Только лететь-то ему некуда.
— Давайте сыграем во что-нибудь! — быстро произносит мама. Последний раз я играл в «Яблоко к яблоку», когда приходила Шелби. Или это был Макс? Нет, по-моему, это была Шелби. Хотя я знаю правила, тогда я не мог уловить смысла игры. Правила проcты до безобразия: на стол кладется карточка с прилагательным (например, «неуклюжий»), и все выбрасывают карты с наиболее подходящим существительным. Класть карточки наугад имеет смысл, только если ты расположен острить, а не просто переел таблеток. В последний раз я только всех расстроил.
Сегодня все посетители решили провести время за игрой, поэтому на шкафу осталась только злосчастная коробка «Яблоко к яблоку», которую сестра и ухватила, не зная печальной предыстории.
— У меня идея, — произносит мама, когда Маккензи возвращается с игрой. — Может быть, построим из всего этого карточный домик? — Сестра собирается возразить, но папа выразительно смотрит на нее: мол, потом объясним.
Я улыбаюсь при мысли о карточном домике, уловив иронию, которая не доходит до них. Попугай назвал бы это хорошим знаком. Он предложил бы все-таки попытаться сыграть в игру. Поэтому я не пытаюсь.
Папа начинает строить, сосредоточившись, как будто закладывает фундамент моста. Мы по очереди добавляем по карте. Не успеваем мы положить и десяти карточек, как домик рушится. У нас четыре попытки. В четвертый раз у нас получается чуть-чуть лучше, и мы успеваем построить второй этаж, прежде чем все обваливается.
— Не повезло, — замечает мама.
— Непростое занятие, даже когда море спокойно, — отзываюсь я.
Родители одновременно пытаются сменить тему, но сестра опережает их:
— Какое море?
— Какое еще море? — переспрашиваю я.
— Ты сказал, что море спокойно.
— Разве?
— Маккензи… — начинает папа, но мама осторожно берет его за плечо:
— Пусть Кейден сам ответит.
Мне вдруг становится очень, очень неловко. Невероятно стыдно, как будто я ковырял в носу во время свидания. Я отворачиваюсь и выглядываю в окно: передо мной покатые холмы, поросшие свежескошенной травой. Это возвращает меня на твердую землю, пусть даже ненадолго. Все равно капитан где-то неподалеку и слышит каждое мое слово.
— Со мной… иногда такой бывает, — говорю я сестре, чтобы не провалиться сквозь землю.
— Понимаю, — отвечает она.
Маккензи накрывает мою руку своей. Смотреть ей в глаза я по-прежнему не могу, так что гляжу на ее руку.
— Помнишь, как на Рождество мы строили крепости из картонных коробок? — спрашивает она.
Я улыбаюсь:
— Да. Было весело.
— Крепости были такими настоящими, и в то же время не были… Понимаешь?
Некоторое время мы все молчим.
— Сейчас Рождество? — спрашиваю я.
Папа вздыхает:
— Кейден, сейчас почти лето.
— А.
У мамы в глазах стоят слезы. Чем я так ее расстроил?
132. В полный голос
Ранний вечер. Скоро закат. Солнце уже приблизилось к линии горизонта и отбрасывает на поверхность моря гипнотические отблески. Ветер дует в наши паруса, и мы полным ходом идем на запад.
Я на палубе, с Карлайлом. Он дает мне швабру и позволяет немного поделать его грязную работу.
— Что-то мне не кажется, что капитан это бы одобрил, — замечаю я. — Или попугай.
О капитане уборщик, кажется, не думает вообще ничего, зато про попугая говорит:
— Птица видит все. Я давно перестал пытаться что-то от нее скрыть.
— Тогда… на чьей вы стороне?
Карлайл улыбается и выливает на палубу немного воды, чтобы я мыл дальше:
Мир без голода и болезней, мир, в котором не существует ни войн, ни нищеты. Даже смерть отступила от человечества, а люди получили возможность омоложения, и быстрого восстановления от ужасных травм, в прежние века не совместимых с жизнью. Лишь особая каста – жнецы – имеют право отнимать жизни, чтобы держать под контролем численность населения.Подростки Ситра и Роуэн избраны в качестве подмастерьев жнеца, хотя вовсе не желают этим заниматься. За один лишь год им предстоит овладеть «искусством» изъятия жизни.
Калифорния охвачена засухой. Теперь каждый гражданин обязан строго соблюдать определенные правила: отказаться от поливки газона, от наполнения бассейна, ограничить время принятия душа. День за днем, снова и снова. До тех пор, в кранах не останется ни капли влаги. И тихая улочка в пригороде, где Алисса живет со своими родителями и младшим братом, превращается в зону отчаяния. Соседи, прежде едва кивавшие друг другу, вынуждены как-то договариваться перед лицом общей беды. Родители Алиссы, отправившиеся на поиски воды, не вернулись домой, и девушка-подросток вынуждена взять ответственность за свою жизнь и жизнь малолетнего брата в свои руки. Либо они найдут воду, либо погибнут. И помощи ждать неоткуда…
В мире идет великий Праздник. Празднуют боги — «вещества». Хиро, Коко, Мэри-Джейн и прочие. Они спускаются вниз, на землю, чтобы соблазнять людей. Но они не могут спуститься по собственной инициативе — люди должны их призвать. И люди призывают. А потом не могут вырваться из удушливых объятий «богов». На удочку Рокси (оксиконтина, сильнейшего анальгетика, вызывающего страшную зависимость) попался хороший мальчик Айзек. Его сестра Айви, страдающая от синдрома дефицита внимания, сидит на аддералле. Как брат с сестрой борются с «богами», кто выигрывает, а кто проигрывает в этой битве, как «боги», которые на самом деле демоны, очаровывают человечество и ведут его к гибели — вот о чем эта книга. Нил Шустерман и его сын Джаррод подняли тему опиоидов в США.
Заготовительный лагерь «Веселый дровосек» уничтожен, однако родители продолжают отправлять своих детей на «разборку», как только те перестают соответствовать их ожиданиям. Счастливчики, кому удалось спастись, укрываются в убежище.Сторонники «разборки» создают нового «человека», соединив в нем лучшее, что взяли от погибших подростков. Продукт «сборки» – обладает ли он душой? И как его судьба оказалась связанной с жизнью Коннора и Рисы?
Ник и Элли погибают в автомобильной катастрофе. После смерти они попадают в Страну затерянных душ — своего рода чистилище, находящееся между раем и адом. Ник доволен создавшимся положением, а Элли готова отдать буквально все, вплоть до собственного тела, лишь бы выбраться из странного места, в которое они попали.
Родители шестнадцатилетнего Коннора решили отказаться от него, потому что его непростой характер доставлял им слишком много неприятностей. У пятнадцатилетней Рисы родителей нет, она живет в интернате, и чиновники пришли к выводу, что на дальнейшее содержание Рисы у них просто нет средств. Тринадцатилетний Лев всегда знал, что однажды покинет свою семью и, как предполагает его религия, пожертвует собой ради других. Теперь, согласно законам их общества, Коннор, Риса и Лев должны отправиться в заготовительный лагерь и быть разобранными на донорские органы.
На всю жизнь прилепилось к Чанду Розарио детское прозвище, которое он получил «в честь князя Мышкина, страдавшего эпилепсией аристократа, из романа Достоевского „Идиот“». И неудивительно, ведь Мышкин Чанд Розарио и вправду из чудаков. Он немолод, небогат, работает озеленителем в родном городке в предгорьях Гималаев и очень гордится своим «наследием миру» – аллеями прекрасных деревьев, которые за десятки лет из черенков превратились в великанов. Но этого ему недостаточно, и он решает составить завещание.
Книга для читателя, который возможно слегка утомился от книг о троллях, маньяках, супергероях и прочих существах, плавно перекочевавших из детской литературы во взрослую. Для тех, кто хочет, возможно, просто прочитать о людях, которые живут рядом, и они, ни с того ни с сего, просто, упс, и нормальные. Простая ироничная история о любви не очень талантливого художника и журналистки. История, в которой мало что изменилось со времен «Анны Карениной».
Проблематика в обозначении времени вынесена в заглавие-парадокс. Это необычное использование словосочетания — день не тянется, он вобрал в себя целых 10 лет, за день с героем успевают произойти самые насыщенные события, несмотря на их кажущуюся обыденность. Атрибутика несвободы — лишь в окружающих преградах (колючая проволока, камеры, плац), на самом же деле — герой Николай свободен (в мыслях, погружениях в иллюзорный мир). Мысли — самый первый и самый главный рычаг в достижении цели!
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В жизни каждого человека встречаются люди, которые навсегда оставляют отпечаток в его памяти своими поступками, и о них хочется написать. Одни становятся друзьями, другие просто знакомыми. А если ты еще половину жизни отдал Флоту, то тебе она будет близка и понятна. Эта книга о таких людях и о забавных случаях, произошедших с ними. Да и сам автор расскажет о своих приключениях. Вся книга основана на реальных событиях. Имена и фамилии действующих героев изменены.
С Владимиром мы познакомились в Мурманске. Он ехал в автобусе, с большим рюкзаком и… босой. Люди с интересом поглядывали на необычного пассажира, но начать разговор не решались. Мы первыми нарушили молчание: «Простите, а это Вы, тот самый путешественник, который путешествует без обуви?». Он для верности оглядел себя и утвердительно кивнул: «Да, это я». Поразили его глаза и улыбка, очень добрые, будто взглянул на тебя ангел с иконы… Панфилова Екатерина, редактор.