Безбожно счастлив. Почему без религии нам жилось бы лучше - [65]
«Мы все испробовали, – объясняет Салиха, – но в конце концов нам пришлось из медицинских соображений сделать ему обрезание – это рекомендовал нам врач!»
И тогда становится понятным профессиональное фото, висящее в комнате Сами, на котором он одет в традиционный турецкий костюм в память об обрезании.
Снаружи головной платок. Внутри Аллах?
«Я увольняюсь! – Франциска смотрит сперва на мою коллегу по правлению, потом на меня. – Мне жаль, что это затрагивает теперь и вас, но не могу больше здесь оставаться».
«А дети? – спрашивает моя коллега. – Что с…»
«Им я скажу это завтра. – Она кладет ногу на ногу и скрещивает руки. – Я приняла решение, вот и все!»
Ну супер. Стресс. Просто настоящий стресс. Я должен был бы это знать, когда выставил свою кандидатуру. Но поскольку я отношусь к тому типу людей, которые просто не умеют отказывать в некоторых просьбах, я согласился – и теперь вот такая незадача: дело в том, что я – первый председатель нашего детского сада (Kinderladen), опекаемого самими родителями, кратко – «кила»[76], который посещают
Клара с Антоном; основной принцип такого рода педагогических учреждений состоит в том, что родители создают зарегистрированное объединение, которое потом становится альтернативой обычного детского сада. В этом объединении имеется правление, и это правление – официальный работодатель для педагогического персонала. А если кто-то увольняется? Ну, тогда нужно искать замену…
Объявление срабатывает быстро, и уже через несколько дней мы получаем первые предложения. Разумеется, наша «кила» – место политически вполне корректное и основанное на демократии – в духе того времени, когда возникла идея таких детских садов. Это был 1967 год, когда родителям захотелось, чтобы их дети росли в свободе, и поэтому они разработали идею антиавторитарного воспитания, которую в государственных, – а главное в церковных, – педагогических учреждениях восприняли без восторга. В знаменитом 1968 году «килы» начали расти, как грибы, прежде всего – в Берлине, но также в Штутгарте и в Гамбурге, и стали духовной родиной для «шпонти»[77], знаменитых противников истеблишмента, и для Совета по освобождению женщин.
Моя жена Сара – сама «кила-ребенок», ее мать – хиппи и всегда была «кила-мамой», да и я тоже рос с совершенно естественной убежденностью в самоопределении и равноправии.
Уже когда мы искали надежное место для Клары, нам стало ясно, что городские детсады часто переполнены, персонал – нередко просто катастрофический, пытаясь же получить там место, порой вспоминаешь о покупке автомобиля «Траби» в ГДР, который надо было заказывать уже перед рождением ребенка. Что касается церковных детсадов, то у них официальная задача воспитывать детей в религиозных убеждениях, так что о них мы даже не думали, а решили – в соответствии с нашей собственной духовной свободой – в пользу детсада-«килы».
И вот мне приходится расхлебывать эту кашу и принимать кадровые решения.
Но, поскольку эти решения, к счастью, я принимаю не один, сегодня днем я встречаюсь со своими коллегами по правлению и воспитательницами в столовой «килы». Здесь пахнет картофельным пюре и шпинатом, мы сидим на стульчиках за маленьким столиком, едим печеньица с тарелочек и пьем фильтрованную водичку из чашечек.
Зато нам приятно, что на объявление быстро откликнулись желающие и что мы едины – просто здорово, когда сотрудничают люди, которые уже благодаря своей работе в таком детском саду разделяют друг с другом одни и те же политические взгляды.
«О’кей, все идет хорошо», – говорит моя коллега по правлению и берет из стопки очередное предложение.
«Теперь перейдем к кандидатуре Медины аль-Ва-хиби – ваши мнения?»
«В целом впечатление неплохое», – говорит одна воспитательница. – «Квалификация хорошая», – говорит другая. – «Я бы ее пригласила», – говорит третья.
«А ты, Филипп? – все глядят на меня. – Что ты скажешь о госпоже аль-Вахиби?»
«Гм… – Во мне растет недовольство, так как мое отношение к ней – более эмоциональное, чем профессиональное. – Я не вполне могу оценить ее квалификацию, – начинаю я, – но…»
«Но?! – Наша практикантка Беттина, которая отлично с нами сработалась, смотрит на меня, сощурив глаза. – У тебя какие-то проблемы с госпожой аль-Вахиби, Филипп?»
«Пока не знаю. – Я мысленно считаю до трех, потом поднимаю ее фото: на нем изображена молодая, дружелюбного вида дама с напомаженными губами, с большими, темными глазами и накрашенными ресницами – и в дорогом пестром головном платке, который аккуратно прикрывает все ее волосы до последнего квадратного сантиметра. – Но, честно говоря, мне как-то не нравится ее религиозный головной убор».
У всех собравшихся вскинулись брови и сжались губы, а практикантка качает головой.
«Я попытаюсь коротко объяснить, – быстро говорю я, – чтобы не возникло недоразумения».
«Слишком поздно», – говорит Беттина и демонстративно смотрит в окно.
«Я бы хотела знать! – наша самая давняя воспитательница Сабина, которая в 1980-е годы участвовала в создании “килы” и о которой все знают, что она живет в лесбийской связи, откладывает в сторону свой карандаш. – Давайте-ка послушаем».
Микроистория ставит задачей истолковать поведение человека в обстоятельствах, диктуемых властью. Ее цель — увидеть в нем актора, способного повлиять на ход событий и осознающего свою причастность к ним. Тем самым это направление исторической науки противостоит интеллектуальной традиции, в которой индивид понимается как часть некоей «народной массы», как пассивный объект, а не субъект исторического процесса. Альманах «Казус», основанный в 1996 году блистательным историком-медиевистом Юрием Львовичем Бессмертным и вызвавший огромный интерес в научном сообществе, был первой и долгое время оставался единственной площадкой для развития микроистории в России.
Вопреки сложившимся представлениям, гласность и свободная полемика в отечественной истории последних двух столетий встречаются чаще, чем публичная немота, репрессии или пропаганда. Более того, гласность и публичность не раз становились триггерами серьезных реформ сверху. В то же время оптимистические ожидания от расширения сферы открытой общественной дискуссии чаще всего не оправдывались. Справедлив ли в таком случае вывод, что ставка на гласность в России обречена на поражение? Задача авторов книги – с опорой на теорию публичной сферы и публичности (Хабермас, Арендт, Фрейзер, Хархордин, Юрчак и др.) показать, как часто и по-разному в течение 200 лет в России сочетались гласность, глухота к политической речи и репрессии.
Книга, которую вы держите в руках, – о женщинах, которых эксплуатировали, подавляли, недооценивали – обо всех женщинах. Эта книга – о реальности, когда ты – женщина, и тебе приходится жить в мире, созданном для мужчин. О борьбе женщин за свои права, возможности и за реальность, где у женщин столько же прав, сколько у мужчин. Книга «Феминизм: наглядно. Большая книга о женской революции» раскрывает феминистскую идеологию и историю, проблемы, с которыми сталкиваются женщины, и закрывает все вопросы, сомнения и противоречия, связанные с феминизмом.
На протяжении всего XX века в России происходили яркие и трагичные события. В их ряду великие стройки коммунизма, которые преобразили облик нашей страны, сделали ее одним из мировых лидеров в военном и технологическом отношении. Одним из таких амбициозных проектов стало строительство Трансарктической железной дороги. Задуманная при Александре III и воплощенная Иосифом Сталиным, эта магистраль должна была стать ключом к трем океанам — Атлантическому, Ледовитому и Тихому. Ее еще называли «сталинской», а иногда — «дорогой смерти».
Сегодняшняя новостная повестка в России часто содержит в себе судебно-правовые темы. Но и без этого многим прекрасно известна особая роль суда присяжных: об этом напоминает и литературная классика («Воскресение» Толстого), и кинематограф («12 разгневанных мужчин», «JFK», «Тело как улика»). В своём тексте Боб Блэк показывает, что присяжные имеют возможность выступить против писанного закона – надо только знать как.
Что же такое жизнь? Кто же такой «Дед с сигарой»? Сколько же граней имеет то или иное? Зачем нужен человек, и какие же ошибки ему нужно совершить, чтобы познать всё наземное? Сколько человеку нужно думать и задумываться, чтобы превратиться в стихию и материю? И самое главное: Зачем всё это нужно?
Эта книга — первое современное научное объяснение веры в Бога, духовного опыта и приобщения к высшей реальности, мистических озарений, действия молитв, религиозных обращений, общения с духами, околосмертных видений, переживания выхода души из тела и других явлений, которые обычно связывают с божественным присутствием или действием сакральных сил. Мэтью Альпер — один из основателей нейротеологии, самой перспективной на сегодняшний день области научных исследований религиозной жизни, духовности и мистицизма.
Об этом человеке мало что известно широкой публике. Главное произведение его жизни ни разу не публиковалось за последнее столетие в полном виде, в то же время трудно сравнить с ним по мощи, смелости, силе выразительности какую-либо другую книгу, написанную о следовании за Христом в ХХ веке. Этот человек — архимандрит Спиридон (Кисляков), эта книга — «Исповедь священника перед Церковью». Анархист, бунтарь, чудак, бесстрашный миссионер, протопоп Аввакум ХХ века, мистик, нашедший на Первой мировой войне свой путь в Дамаск, обличитель, которого «после всего этого» пожалел и уберег патриарх Тихон… Забытое имя возвращается, великая книга о подлинной свободе во Христе выходит.
Увлекательная история литературных подделок в Древнем мире, написанная одним из самых известных в мире специалистов по Библии и раннему христианству. Почему авторами многих христианских евангелий, посланий, трактатов и откровений были совсем не те люди, которым их приписывают? Можно ли считать библейские тексты подделками? Зачем неизвестные христианские авторы сознательно обманывали своих будущих читателей? Как работали фальсификаторы раннехристианских текстов? «Великий обман» – это прекрасно изложенная, научно обоснованная, богатая фактами и примерами, драматическая история борьбы за истину.
Как появились популярные представления о божественной сущности, высшем благе, вечных ценностях, бессмертной душе, истине, смысле и первопричине всех вещей; о чем мы говорим, когда говорим о духовной жизни, душе и Божьем промысле; почему религиозные представления — это знание ни о чем; что мы находим, когда начинаем искать Бога в мире и в истории; есть ли разница между истинно верующими и чудаковатыми поклонниками эксцентричных вещей; почему в религиозной жизни так много истерии и невежества, делает ли вера совершеннее человека и мир; почему политики так хорошо относятся к религии.