Безбилетный пассажир - [21]

Они пересекли восемь или десять деревень и, когда подъехали к лагуне, увидели пироги, медленно отходившие от берега. На корме стоял голый мужчина с гарпуном в руке, готовый погрузить его в воду.

— Ты не находишь, господин, что это самая красивая страна на свете?

И Оуэну захотелось ответить ему, что он ненавидит эту страну именно за то, что она становится ему все ближе и ближе.

Милях в двадцати от Папеэте изредка стали попадаться более внушительные дома, некоторые — точь-в-точь английские коттеджи, и Кекела взял на себя роль гида.

— Здесь живет крупный французский хирург. Он переехал сюда четыре года назад с женой и дочерью. Здесь — очень богатая американка, одинокая старая дама, у нее самая красивая яхта в гавани.

Были и другие: английский лорд, бывший бельгийский промышленник, — все они обрели здесь уединение.

— Они часто общаются между собой?

Кекела засмеялся.

— Никогда. Они ненавидят друг друга. Некоторые из них бывают в Папеэте не чаще, чем раз в полгода.

Поодаль, в том месте, где река впадала в лагуну, стоял скромный дом, и, не считая непременной веранды, в нем, должно быть, было две комнаты.

— Дамы Мансель, они вернулись вместе с тобой на «Арамисе».

Кажется, они добрались до конца острова. Машина огибала высокие скалы, откуда водопадом струились ручьи, перед ними открылся песчаный берег, по которому можно было попасть на полуостров.

— Теперь недалеко… Поезжай помедленнее…

Заросли зелени, за ней красивый дом. Еще не тот, который им нужен.

— Осторожно, господин.

Им навстречу неслась машина, и Оуэн едва успел посторониться. Он не видел машины, она вылетела из-за поворота несколько секунд назад. Он успел разглядеть Альфреда Мужена, но не за рулем, а рядом с водителем — тоже белым.

— Это хозяин «Моаны»?

— Да, сэр. Господин Оскар… Ты видел женщину?

Действительно, между ними сидела молодая женщина, лицо которой Оуэн не разглядел, ее белокурые волосы сияли на солнце.

— Ты ее знаешь?

— Нет, господин… Она не с острова…

— Ты думаешь, это она?

Маори понял, что имел в виду Оуэн.

— Наверняка. Раз господин Оскар не поленился…

Они проехали не больше полукилометра, когда показался нужный им дом. Он тоже утопал в такой густой зелени, что буквально пришлось искать проход.

— Иди за мной, господин…

Под верандой стояла швейная машина и фонограф. Толстая женщина-туземка вышла из дома, ослепительно улыбаясь, и быстро заговорила с Кекелой. Они не переставая смеялись и напоминали подростков, рассказывающих друг другу забавные истории. На земле копошились голые дети.

— Выпьешь пунша, господин?

— Мамма Руа думает, что ты, наверное, хочешь пить. Она почти не говорит по-французски, но все понимает. Знаешь, за всю свою жизнь она только два раза ездила в Папеэте.

Женщина, не переставая улыбаться, утвердительно кивала. Потом она вытерла подолом платья ратиновую обивку кресла и знаком велела гостю сесть.

— Радист еще здесь?

— Подожди, господин… Не нужно спешить, иначе она все перепутает.

Она вытирала стаканы, выжимала лимоны, наливала ром. Она без умолку говорила, издавая гортанные звуки, а платье обтягивало ее огромные ляжки.

Кекела внимательно слушал, не торопясь переводить. Он сидел здесь, словно приехал по собственным делам, — жизнерадостный, готовый выслушать занятную историю, потягивая в тени пунш, который охладили ледяной водой из глиняного кувшина.

— Все очень запутано, господин… Уже этой ночью они ссорились… Слышно было, как они кричали… Кажется, молодой человек плакал. Дважды он выходил из комнаты и бродил по саду. Один раз он вышел на дорогу и вернулся только через полчаса… Когда он вернулся, дверь была заперта… Он постучал… Говорили шепотом… Умолял… Снова начал плакать…

Женщина слушала перевод, рассеянно улыбаясь, скрестив руки на животе.

— Наконец его впустили… Но спали они порознь… Он спал на полу на циновке… Потом утром, когда загомонили дрозды, — ты не слышал? — они снова принялись ссориться.

Дверь была приоткрыта, женщина причесывалась перед зеркалом, почти голая… Кажется, она очень красивая… Она пришла к моей кузине попросить у нее набедренную повязку, кузина засмеялась и дала ей, женщина повязалась ею и пошла купаться.

Мужчина сначала оставался дома, потому что сердился… Потом пошел к ней на берег лагуны. Он кричал, чтобы она вернулась, а она заплыла очень далеко.

Оуэн прикрыл глаза, в руке он держал стакан, сигара в углу рта почти потухла. Он слушал этот бесхитростный, путаный рассказ, и он казался ему красноречивее любого подробнейшего отчета.

Радист, он видел его, был высоким застенчивым парнем, как говорят, хорошо воспитанным. Майор мог бы побиться об заклад, что он из семьи скромного достатка и даже что его воспитывала только мать-вдова, окружая его мелочной опекой.

Хороший ученик, один из тех, кто, не имея ярко выраженных склонностей, наделен завидным трудолюбием и добивается пусть не первого, но второго или третьего места в классе.

В карты он наверняка не играет. По вечерам он учился при свете лампы. Он делал успехи в математике. Занятия в университете были ему не по карману, и он выбрал профессию, открывавшую перед ним широкие горизонты.

Легко представить себе, как в маленькой мещанской квартирке мать и сын праздновали получение новеньких нашивок. На столе — пирог, возможно, бутылка шампанского или некрепкого вина. И наверное, она поехала с ним в Марсель проводить его в первое плавание.