Безбилетный пассажир - [17]

Который был час? Очень поздно. Такси отъезжали одно за другим.

— Нет, нет, я настаиваю, я непременно отвезу вас, разве только вам кажется, что я пьян, и вы боитесь…

Доктор выразил возмущение…

— Я еду с вами…

Машина слегка повиливала вдоль дороги, а двое мужчин тем временем говорили без умолку среди ночи, и крылья автомобиля задевали кустарник, усыпанный цветами с пьянящим ароматом.

— Увидите, майор! Сюда приезжают на шесть недель, на три месяца, потом в один прекрасный день понимают, что уехать уже не могут… А знаете почему? Потому что становятся абсолютно безвольными, и тут уж ничего не поделаешь… Вы, наверное, мне не верите… Но я-то знаю, вы станете нашим… примкнете, например, к «Колониальному клубу»… Только не к «Яхт-клубу»… Здесь две фракции, но для людей нашего уровня приемлема лишь первая… Честное слово, мне было бы обидно увидеть вас в «Яхт-клубе»…

Яхт-клуб… Яхт-клуб…

Эти слова, непонятно почему, преследовали его во сне, и было уже совсем светло, когда он услышал, как открылась и закрылась дверь соседней комнаты — вернулся Альфред Мужен.

IV

Ему приснился странный сон. Будто он в Лондоне на площади Пикадилли и стоит на тротуаре, как раз напротив магазина Адамса, где продают чемоданы. Непонятно почему, но ему необходимо срочно пересечь площадь по направлению к Реджент-стрит, а путь ему преграждают проезжающие мимо автобусы. Нет ни такси, ни машин, одни огромные двухэтажные автобусы, которые движутся по всем полосам, не оставляя ни малейшего зазора. Все пассажиры в автобусах — и на первом, и на втором этаже — смотрят прямо на него. Странно, у мужчин усы по моде начала века, у женщин — забавные плоские шляпки, водруженные на высокие прически.

Все это напоминает картину или цветную гравюру. Он делает энергичные знаки полисмену, стоящему на середине площади, чтобы тот хоть на миг приостановил поток автобусов.

И полисмен видит его. Но, как и у пассажиров автобусов, его лицо выражает строгое осуждение.

И тогда, ошеломленный, он вдруг понимает: одни и те же люди, одни и те же автобусы проплывают перед ним раз за разом. Поэтому-то их так много и их ряды кажутся такими тесными: они движутся по кругу, объезжая площадь Пикадилли. Пассажиры по-прежнему бросают на Оуэна разгневанные взгляды, а тот ощупывает себя, недоумевая, что неприличного в нем они находят, и наконец понимает: он — без ботинок, в одних шелковых носках, уродливых, фиолетового цвета, каких в жизни не носил.

И только бреясь перед увеличивающим зеркалом, подвешенном на оконном шпингалете, он вспомнил, что вчера в «Лафайет» видел такие фиолетовые носки на одном из корабельных коков.

Было одиннадцать утра, и над одноэтажными домиками среди ослепительной зелени он различал трубы и верхние палубы «Арамиса», все еще стоящего у причала. Правда, ему казалось, что уже давно, во сне, он слышал вой сирены, извещавшей об отплытии корабля. Сирена еще раз позвала замешкавшихся пассажиров, а Филипп Оуэн в это время выходил из отеля, не зная, что предпочесть — завтрак или стакан виски. В конце концов он позавтракал в одиночестве среди зелени.

— Корабль должен был отойти в десять?

— Да, мсье.

— Вы не знаете, почему он опаздывает?

— Нет, мсье.

Он раскурил первую сигару и вышел к машине, стоявшей у тротуара. Несколько минут спустя, он повернул влево, остановился напротив «Английского бара» и с гордостью завсегдатая толкнул решетчатую дверь.

Попав с яркого света в темноту, он сперва различил лишь расплывчатые светлые пятна. Уже давно его зрение начало постепенно ухудшаться, но он не хотел себе в этом признаваться и при чтении не пользовался очками.

Какой-то человек в белоснежной рубашке сидел, облокотившись на стойку, а по другую сторону виднелась небольшая голова бывшего жокея — маленький, седой, узколицый, он издали напоминал подростка. Только вблизи с удивлением замечали, что лицо его испещрено тонкой сеткой морщин, как у старых клоунов или актеров.

— Good morning, сэр.

Подойдя, к бару, майор разглядел клиента, с которым оживленно беседовал Мак, и был неприятно поражен, узнав Альфреда Мужена.

Разумеется, тот обладал таким же безошибочным чутьем на подобные заведения, как и майор. Но поскольку Мужен явился в отель под утро и с тех пор из его комнаты не доносилось ни звука, Оуэн решил, что сосед еще спит.

Француз бесцеремонно облокотился на стойку напротив Мак-Лина, с которым, как было видно, они уже близко сошлись, и это возмутило майора и даже вызвало у него какое-то странное чувство, похожее на ревность.

Мак смотрел то на одного, то на другого, ожидая, что они обменяются приветствием или рукопожатием. Наверное, он знал, что они плыли на одном корабле.

— Хороший денек, сэр… — произнес он по-английски, протягивая майору виски.

Оуэн нахмурился и не ответил. Он так и сидел, нахохлившись, пока Мужен оставался в баре. Человек из Панамы наконец решил уйти.

— Вы разве не знакомы? — спросил Мак.

— Знакомы…

— Он мне сказал, что вы плыли на одном корабле…

— Но не вместе…

— Вы знаете новость?

То ли из-за своей худобы, то ли из-за множества морщин или из-за красноватых век, даже когда Мак-Лин улыбался или подмигивал, казалось, что он вот-вот расплачется.