Безальтернативная история - [15]

— Как тебя чёрт дёрнул на судьбу Наполеона замахнуться? — спросил он, не отрываясь от бумаг. — Это ведь сложно: в Мемконтроле Франции ребята — будь здоров! Да ещё, смотрю, и Интермем к твоему розыску подключали. Крупная ты рыба, Витя! Сразу видно, кандидат наук.

Холодову было стыдно за эту последнюю неудавшуюся афёру, поэтому он промолчал. Зря Виктор тогда связался с этим торгашом, который хотел повторить судьбу императора Франции. Просто сумма впечатлила, которую платил торгаш — генеральный поставщик чего-то там откуда-то там. Холодов криво усмехнулся, вспомнив, какая паника началась во Франции, когда Бонапарт после обмена судьбами, вместо того, чтобы завоёвывать Россию, организовал туда поставки бургундского вина и прованского масла, сопровождаемые шумной рекламной компанией. Наши тоже напугались, когда торгаш недуром полез в президенты, обещая президентский пост заменить императорским троном, себя короновать и после отправиться завоёвывать Европу. За дело взялся Интермем, судьбы торгаша и Наполеона снова обменяли, а Виктор, кандидат наук и бывший доцент кафедры прикладной мемористики, сейчас сидит в этой комнате без шнурков и поясного ремня.

— Чего молчишь? — поднял голову Бурлаков. — Может, Наполеон — это тема твоей будущей докторской? Да, Бонапарт — это сильно! Теперь ты точно криминальным авторитетом станешь. Кто там у вас по масти выше фатумиста? Катала? Медвежатник?

— Нет, до каталы мне далеко. Катала — масть серьёзная, типа твоей. Кто ты по должности, забыл спросить? Главный гауляйтер мемориума?

— Всего-навсего начальник отдела эпохальных инспекторов, увы.

— Да, невнушительно звучит, — согласился Виктор. — Пресновато… У вас, госслужащих, любят более вычурные названия — ведущий специалист по борьбе с решением вопросов планирования эффективного использования…

— Конечно, пресновато, — перешёл в словесную контратаку Бурлаков. — По сравнению с твоей будущей должностью — швея-мотористка исправительной колонии. Будешь стараться — повышение получишь: старшая швея. Или ты лес валить предпочитаешь?

— Уж лучше лес валить, чем на госпайке сидеть. Поделись, какую премию за меня получишь? Пачку индийского чая или банку зелёного горошка? Будет чем детишек побаловать в праздник!

— Уж лучше горошек есть по праздникам чем тюремную баланду, — в тон Виктору ответил полковник. — Тебе десятка светит, не меньше. Выйдешь на волю — уже за сорок будет. А жизнь, Витя, после сорока не начинается. Это придумали для утешения старых дев постбальзаковского возраста. Жизнь после сорока — это морщины, одышка, тахикардия и аденома простаты. А в качестве пенитенциарного бонуса — туберкулёз и отбитые почки.

— Десятку — это ты хватил! — попытался возразить фатумист.

— Никак не меньше, поверь! Десять лет курортного отдыха в заполярном круге, всё включено. Только пообщаться тебе будет не с кем. Тебя будут окружать татуированное бычьё и гопники, которые вряд ли знакомы с тезисами твоей диссертации.

— Ты, видать, штатным проповедников в Мемконтроле подрабатываешь, Санёк?

— Скорее, штатный прорицатель, — ощерился Бурлаков. — Твоё будущее предсказываю, которое ты вполне можешь изменить.

С этого бы и начинал, подумал Виктор. Не поиздеваться же пришёл сюда целый начальник отдела.

— Выкладывай.

Карьерист Саша Бурлаков едва заметно улыбнулся.

— У меня есть работёнка для тебя…

— Эпохальным инспектором? — не удержался Виктор. — Ну, знаешь, за вашу зарплату…

— Инспектором я бы тебя хоть сейчас взял, — серьёзно заявил полковник. — Но дело у меня чуть другого касается. Ты решаешь эту проблемку, я устраиваю тебе условный срок.

— Гарантии?

Бурлаков усмехнулся:

— Ты детективы читал, Витя? Никаких гарантий, кроме моего честного слова! И выбора у тебя нет: или соглашайся, или отправляйся в Колымский санаторий на полный пансион с диетическим питанием.

— Ты судья, что ли, чтобы срок назначать?

— Это моя забота, как договориться с судом о твоей судьбе. Хотя, будь я фатумистом, я бы тебе вкатил судьбу Робинзона, чтобы не видеть подольше. Но, увы, мне сейчас нужна твоя помощь. Ты знаешь мемориум как свои пять пальцев, а у меня кадровый голод в отделе.

Когда собеседники перешли к делу, иронично-ёрнический тон беседы поменялся на деловой. Виктор даже забыл, где он находится, увлёкшись проблемой, изложенной полковником.

— Националисты, говоришь, расплодились?

— Именно. Особенно в советском периоде. Проходу от них нет: бритоголовые при Брежневе, русофилы при Сталине… Мемтуристы завалили жалобами, а начальство давит.

— За нарушение Исторической доктрины Российской Федерации? — догадался Холодов. — Ведь там чёрным по белому сказано «не допускать в мемориуме проявлений национализма, расизма, шовинизма…»

— Если бы только это! — вздохнул Бурлаков. — Ещё и Мемконтроль Израиля постоянно претензии шлёт за антисемитизм: Ленин — еврей, Сталин — еврей, еврейские карательные эскадроны по мемориуму скачут…

Виктор рассмеялся:

— Насчёт Сталина чушь, это легко поправить. А Ленин, я слышал, сам был, вроде как…

— Да какой из Ленина еврей! — досадливо сморщился полковник. — Где ты видел рыжих лысых евреев с узкими глазами и калмыцкими скулами?