Без возврата (Негерой нашего времени) - [23]
Андрей Иванович поднялся и облокотился на парапет. Во дворе уже зажгли фонари, и в сумрачной черно-зеленой толще деревьев пролегли золотистые просеки. Перед домом близких строений не было; с высоты своего этажа Андрей Иванович видел узкую кремовую полоску шоссе, по которой неслись, попыхивая боками, маленькие одиночные автомобили, подсвеченную высокими шоссейными фонарями бледно-лимонную гряду тополей и ртутно поблескивающий рельсами, помигивающий семафорными огоньками железнодорожный пустырь. За ним расстилалась искрящаяся розовая туманная даль Москвы; поначалу различимые коробчатые силуэты домов на расстоянии как будто тонули в безбрежном фосфоресцирующем озере… Андрей Иванович докурил, выстрелил вниз светящимся угольком и пошел в гостиную.
Стол был уже прибран, скатерть снята; Лариса расставляла в серванте посуду. Посуда уютно позвякивала.
— Ларочка, не сердись, — сказал Андрей Иванович виновато, но с теплым, светлым чувством в душе. — Я, конечно, не прав. Всё образуется.
— Папа больше не будет, — сказала Настя, отрываясь от телевизора, и тоненько засмеялась. Андрей Иванович подошел, обнял ее за тонкие плечики и поцеловал теплую, шелковистую, сладко пахнущую макушку.
— Ты картинку собрала?
— Ну не совсем… наполовинку. А почему нельзя говорить — “пазл”?
— Ну почему нельзя, можно, только зачем коверкать язык? Ведь слово-то какое дурацкое — “пазл”.
— Нормальное слово…
Андрей Иванович повернулся к Ларисе.
— Ларочка…
— Хорошо, — сказала Лариса, закрывая сервант. Она была уже в своем старом, вылинявшем до потери цвета халате. Андрей Иванович любил этот халат и ненавидел черное платье. Гнусное платье. — Ты есть будешь? Ты ведь за столом почти ничего не ел.
— Я чаю попью.
Они вышли из комнаты. В коридоре Андрей Иванович обнял Ларису и поцеловал ее в щеку.
— Не подлизывайся, — сказала Лариса, ускользая на кухню.
— Я не подлизываюсь, — сказал Андрей Иванович, идя вслед за ней. Он испытывал почти позабытую за последнее проклятое время нежность. — Я очень тебя люблю.
Закричала ворона.
Андрей Иванович вздрогнул. Лариса поморщилась.
— Что она кричит?
— Я не знаю, — сказал Андрей Иванович с досадой. — Я его накормил, убрал… Пойду посмотрю.
Лариса вздохнула. Андрей Иванович вышел. При виде его птенец заверещал как обычно — в вечерней тишине его было слышно, наверное, за версту.
— Ну, чего тебе?! — раздраженно чуть не крикнул Андрей Иванович.
— Кр-ра-а!… Кр-ра-а!…
Тут Андрей Иванович увидел стоявшую на подоконнике банку с водой — и вспомнил, что, обманутый умиротворенным после кормления видом птенца, опять забыл его напоить.
— Ох ты, господи…
— Кто это у вас там кричит, будто его режут?
Андрей Иванович дрогнул и испуганно закрутил головой… увидел слева соседку — крупную дебелую бабу лет сорока, впрочем, довольно красивую, стоявшую в светлом халате у себя на балконе и, кажется, недовольно (уже были густые сумерки; голос точно был недовольным) смотревшую на него. Жила эта женщина в соседнем подъезде, но они были немного и неприятно знакомы по коммунальным делам: их квартиры имели общую и за старостью сильно засоренную сливную трубу, и когда в прошлом году соседка сняла раковину и сифон, собираясь поставить новые, вода из раковины Андрея Ивановича затопила ей кухню. Соседка приходила скандалить, но, конечно, ничего не добилась: они-то в чем виноваты? Откуда-то Андрей Иванович знал, что в советские времена соседка заведовала столовой и неплохо устроилась в новой жизни — держала кафе; у нее была иномарка и огромный ротвейлер, раскормленный так, что туловищем походил на корову; мужа, правда, у нее не было… Андрей Иванович страшно смутился.
— Да это, понимаете… птенец, — сказал он извиняющимся тоном и обеими руками показал на невидимого соседке орущего и подпрыгивающего в коробке птенца. — Птенец, вороненок… Вам, наверное, мешает?
— Кр-ра-а! кр-ра-а! кр-ра-а!…
— Да уж конечно не помогает, — резко, громко (Андрей Иванович сжался: вдруг услышит и выйдет еще кто-нибудь!) сказала соседка. — Люди пришли с работы, половина одиннадцатого. Зачем это на балконе ворона?
Этот вопрос, заданный грубым, самоуверенным, начальственным тоном (владельцы забегаловок — новые хозяева жизни!) разом перевернул настроение Андрея Ивановича.
— Я же не спрашиваю, зачем у вас кобель, — сказал он тонким от волнения голосом, — который воет целыми днями, как… как бензопила.
— Я вот позвоню участковому, — презрительно сказала соседка.
— Звоните, звоните, — налившись ненавистью и враз успокоившись, насмешливо ответил Андрей Иванович. — С вашим людоедом давно пора разобраться.
Соседка повернулась и хлопнула дверью так, что загудели дорогие металлические оконницы. Андрей Иванович опустился на корточки. Птенец открыл рот… то есть клюв.
— Слабых вздумали обижать, — бормотал Андрей Иванович, ложка за ложкой черпая воду и вливая ее в птенца. После каждого глотка тот фыркал и тряс головой, брызгая на Андрея Ивановича. — Выживает сильнейший, а слабых будем давить — вот закон вашей новой жизни… стариков, больных, глупых, честных, птенцов… Пей, пей… не бойся, я тебя в обиду не дам…
— Эй!… — негромко, но басовито раздалось откуда-то слева.
«Тема сельской свадьбы достаточно традиционна, сюжетный ход частично подсказан популярной строчкой Высоцкого „затем поймали жениха и долго били“, а все равно при чтении остается впечатление и эстетической, и психологической новизны и свежести. Здесь яркая, многоликая (а присмотришься – так все на одно лицо) деревенская свадьба предстает как какая-то гигантская стихийная сила, как один буйный живой организм. И все же в этих „краснолицых“ (от пьянства) есть свое очарование, и автор пишет о них с тщательно скрываемой, но любовью.
«Моя вина» – сборник «малой прозы» о наших современниках. Её жанр автор определяет как «сентиментальные повести и рассказы, написанные для людей, не утративших сердца в наше бессердечное время».
Сергей БАБАЯН — родился в 1958 г. в Москве. Окончил Московский авиационный институт. Писать начал в 1987 г. Автор романов “Господа офицеры” (1994), “Ротмистр Неженцев” (1995), повестей “Сто семьдесят третий”, “Крымская осень”, “Мамаево побоище”, “Канон отца Михаила”, “Кружка пива” (“Континент” №№ 85, 87, 92, 101, 104), сборника прозы “Моя вина”(1996). За повесть “Без возврата (Негерой нашего времени)”, напечатанную в “Континенте” (№ 108), удостоен в 2002 г. премии имени Ивана Петровича Белкина (“Повести Белкина”), которая присуждается за лучшую русскую повесть года.
«Моя вина» – сборник «малой прозы» о наших современниках. Её жанр автор определяет как «сентиментальные повести и рассказы, написанные для людей, не утративших сердца в наше бессердечное время».
«Моя вина» – сборник «малой прозы» о наших современниках. Её жанр автор определяет как «сентиментальные повести и рассказы, написанные для людей, не утративших сердца в наше бессердечное время».
«Моя вина» – сборник «малой прозы» о наших современниках. Её жанр автор определяет как «сентиментальные повести и рассказы, написанные для людей, не утративших сердца в наше бессердечное время».
Место действия новой книги Тимура Пулатова — сегодняшний Узбекистан с его большими и малыми городами, пестрой мозаикой кишлаков, степей, пустынь и моря. Роман «Жизнеописание строптивого бухарца», давший название всей книге, — роман воспитания, рождения и становления человеческого в человеке. Исследуя, жизнь героя, автор показывает процесс становления личности которая ощущает свое глубокое родство со всем вокруг и своим народом, Родиной. В книгу включен также ряд рассказов и короткие повести–притчи: «Второе путешествие Каипа», «Владения» и «Завсегдатай».
Благодаря собственной глупости и неосторожности охотник Блэйк по кличке Доброхот попадает в передрягу и оказывается втянут в противостояние могущественных лесных ведьм и кровожадных оборотней. У тех и других свои виды на "гостя". И те, и другие жаждут использовать его для достижения личных целей. И единственный, в чьих силах помочь охотнику, указав выход из гибельного тупика, - это его собственный Внутренний Голос.
Когда коварный барон Бальдрик задумывал план государственного переворота, намереваясь жениться на юной принцессе Клементине и занять трон её отца, он и помыслить не мог, что у заговора найдётся свидетель, который даст себе зарок предотвратить злодеяние. Однако сможет ли этот таинственный герой сдержать обещание, учитывая, что он... всего лишь бессловесное дерево? (Входит в цикл "Сказки Невидимок")
Героиня книги снимает дом в сельской местности, чтобы провести там отпуск вместе с маленькой дочкой. Однако вокруг них сразу же начинают происходить странные и загадочные события. Предполагаемая идиллия оборачивается кошмаром. В этой истории много невероятного, непостижимого и недосказанного, как в лучших латиноамериканских романах, где фантастика накрепко сплавляется с реальностью, почти не оставляя зазора для проверки здравым смыслом и житейской логикой. Автор с потрясающим мастерством сочетает тонкий психологический анализ с предельным эмоциональным напряжением, но не спешит дать ответы на главные вопросы.
Удивительная завораживающая и драматическая история одной семьи: бабушки, матери, отца, взрослой дочери, старшего сына и маленького мальчика. Все эти люди живут в подвале, лица взрослых изуродованы огнем при пожаре. А дочь и вовсе носит маску, чтобы скрыть черты, способные вызывать ужас даже у родных. Запертая в подвале семья вроде бы по-своему счастлива, но жизнь их отравляет тайна, которую взрослые хранят уже много лет. Постепенно у мальчика пробуждается желание выбраться из подвала, увидеть жизнь снаружи, тот огромный мир, где живут светлячки, о которых он знает из книг.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.