— Слушай, старик, — культорг седьмой группы Айя Круминя подошла к Дауманту.
— Чего тебе? Выкладывай, — у Дауманта болел зуб, и он злился на целый свет.
— В понедельник конкурс плаката на тему «Мать и дитя».
— Ну и что?
— Не ломайся. Все группы участвуют. А в нашей группе ты лучше всех рисуешь.
— Какой сегодня день?
— Пятница.
— Где ты раньше была?
— Совсем вылетело из головы. Даумант, дорогуша, только ты можешь нас спасти. Если победим, — группе очки за общественную работу, а тебе приз.
— А ну, уматывай, очковая душа.
— Размер сто на семьдесят, — спокойно продолжала Айя. Мальчиков своей группы она знала достаточно хорошо. — Бумагу я сейчас принесу. Техника по выбору. Можно и фломастерами, и карандашами, и акварелью… Тебе лучше знать.
В субботу вечером Даумант наколол на чертёжную доску чистый лист ватмана. Чёрт побери, что же нарисовать! Проще всего было бы срисовать с открытки или книги, но как-то неудобно.
Сестра с маленьким Андрисом на коленях смотрела телевизор. Широко раскрытыми глазами малыш уставился на экран, где смелый заяц гонял неудачника волка.
— Не двигайтесь минутку, — попросил Даумант и, взяв пастельный мелок, уверенными движениями сделал набросок.
Кристап по пути в свою комнату взглянул на рисунок и, присвистнув, остановился.
— Советская мадонна вместо Сикстинской, ха, ха! — это было сказано не без зависти. Примерный во всём, старший брат не имел ни малейшего таланта к рисованию.
— А почему бы и нет? — Даумант был настроен миролюбиво. — Одолжи мне свой лак для волос, чтобы мел не осыпался, — обратился он к сестре.
Зане с сожалением смотрела, как дефицитный польский лак покрывал рисунок.
— Не переживай, ещё осталось, — утешил Даумант, встряхнув баллончик аэрозоля.
Плакаты были выставлены в вестибюле училища.
Большинство групп пошли по лёгкому пути: или перерисовали отдельные фигуры с напечатанных плакатов, или вырезали их из журналов и сделали цветные монтажи. С плакатом из седьмой группы мог соперничать только плакат из второй с силуэтом бегущего ребёнка и фоне восходящего солнца. Рисунок был образным, с несомненной выдумкой, но плакат седьмой группы был более художественным.
Жюри долго обсуждало, какой группе присудить первое место, оставило его за седьмой. В награду Даумант получил большую коробку с пастельными мелками, о которых давно мечтал.
Время от времени в нём давал знать себя художник. Тогда Даумант, зажав под мышкой папку, отправлялся на берег Личупите. Набрав в консервную банку воды, он садился на обросший мхом камень и принимался за работу. Ему нравилось побыть наедине с собой, отключиться от ежедневных забот, уйти в мир фантазии, где не было ни кухни с детскими пелёнками, ни отца, утопающего в болоте алкоголя, ни заплаканных глаз матери. Через два года, нет, уже через год и восемь месяцев, он станет самостоятельным, будет прилично зарабатывать, и сможет сам распоряжаться своей судьбой. Ему исполнится девятнадцать, и если Байба согласится… Продолжать учиться он не думает, по крайней мере, в ближайшем будущем. Все эти истории, физики, литературы… спасибо, сыт по горло, хотя учителя в один голос трубят, что учение развивает ум, логическое мышление, делает человека духовно богаче и тому подобное. Что им ещё говорить? Это их работа, их хлеб. Дауманту было ясно, что зазубренные школьные премудрости через несколько лет выветрятся, как сигаретный дым.
Глаза и руки делали своё дело. На бумаге уже зеленела озимь, деревья своими голыми ветками тянулись к низким облакам, в речной глади, как в зеркале, отражался маленький голубой просвет в небе.
— Откуда он взял такие облака?
— И берёзы не там, — критиковали мальчишки за спиной.
— Прикуси язык. Это ж чемпион по боксу.
— А рисует, как девчонка.
— А ну, кыш отсюда, — не выдержал, наконец, Даумант.
Мальчишки бросились врассыпную. Какое-то время было спокойно, потом появились другие любопытные. Но особенно они его не волновали. Мальчишки есть мальчишки.
Холод пробирался за шиворот. Ветер пригнал тучи, и они быстро затянули небо. Большими холодными каплями пошел дождь. Положив рисунок в папку, Даумант поспешил домой.
Кухню до самого потолка наполнял аромат кислых щей. На плите призывно свистел чайник. Мать, улыбаясь, поставила перед сыном полную до краёв тарелку. Отец, на этот раз трезвый, смотрел хоккейный матч между рижским «Динамо» и московским «Спартаком».
— Г-о-о-л! — раздался из соседней комнаты крик брата. — Молодец, Балдерис!
С тарелкой в руках Даумант присел рядом.
— Кто выигрывает?
— Наши ведут.
— Шайбу, шайбу, — орала публика.
Приятное тепло разлилось по всему телу. Даумант погрузился в семейный уют. Нечего пищать: ему совсем неплохо живётся. Леону гораздо хуже. И Байбе тоже. А разве Том в своём шикарном особняке всегда счастлив?
— Г-о-о-л! Пять три в пользу наших. Ещё пять секунд до конца игры. Три, две… По-бе-да! — спортивный комментатор ликовал вместе с тысячеголовой толпой болельщиков.