Без права на помилование - [66]

Куропат-Магеланский сдался:

— Я же не говорю, что пломба не заводская... Но когда мне предложили телевизоры, то сказали: «самоделки», а я на пломбы не смотрел. — Понимая, что такое объяснение может вызвать лишь сочувственную улыбку, уточнил: — В тот момент было некогда...

— Аркадий Яковлевич, пожалуй, по этому случаю можно и протокол составить, как вы считаете? — обратился Иван Иванович к хозяину дома.

Тот почему-то обрадовался и ответил бойко:

— Да, да, конечно...

— Один — у Крайнева, два — здесь, а четвертый где? — спросил Иван Иванович.

— У товарища из министерства... Вы его не знаете. Он давно просил что-нибудь приличное. Извините, — обратился он к Ивану Ивановичу, — я тогда в телеателье был в расстроенных чувствах. Не рассмотрел толком ваших фотографий. Покажите-ка еще раз.

Иван Иванович достал заветные фотокарточки.

— Пожалуйста.

Просмотрев их, Куропат-Магеланский отобрал одну: Кузьмакова-Суслика:

— Он!

Иван Иванович обратил внимание Куропат-Магеланского на фотокарточки Папы Юли и Дорошенко.

— А этих встречать на жизненном пути не доводилось?

Куропат-Магеланский еще раз внимательно присмотрелся к фотокарточкам и, тяжко вздохнув, ответил:

— Нет, не встречал. — Постоял, в растерянности повертел в руках фото, осторожно положил их на стол. Он чувствовал себя виноватым в том, что ничем больше не может быть полезным майору милиции.

Но у Ивана Ивановича были факты, позволяющие усомниться в искренности телевизионного мастера. Телевизоры Куропат-Магеланскому привезли прямо из благодатненского магазина, как говорится, «минуя базу». Он их ждал. В машине находились трое: Папа Юля, Дорошенко и Кузьмаков. Разгружали — спешили, а телевизоры оказались в самой глубине, у заднего борта, и сначала из машины выгрузили мешавший проходу товар. Неужели Дорошенко и Папа Юля не принимали участия в разгрузочно-погрузочных работах, свалили все трудности на Кузьмакова, а сами дожидались на улице? Конечно, можно предположить и такое. Папа Юля — мужик ушлый и осторожный. Но преступников поджимало время!

«Потом разберемся», — решил Иван Иванович.

— Так как же ускорить нашу встречу с этим, по всему, не очень-то приветливым человеком? — Показал Иван Иванович фотопортрет Кузьмакова.

— Ума не приложу! — Куропат-Магеланский в досаде ударил себя ладошкой по высокому красивому лбу. — Может, заглянет в телеателье. А вообще-то он из Моспино, — неожиданно признался хозяин дома.

— Это уже интересно! — оживился Иван Иванович. — У вас есть основания так утверждать?

— Да. Два раза он приезжал на такси моспинского автопарка, я обратил внимание на номер автопредприятия.

— А с телевизорами как? Тоже в телеателье привез? — задал Иван Иванович проверочный вопрос.

— Как можно! Четыре таких огромных ящика! — воскликнул Куропат-Магеланский. — Сюда... — тихо уточнил он, осознавая, что стал соучастником преступления. — Накануне Колян заехал и предупредил; «Привезу кое-что интересное... Готовь гроши, тысячи две-три»... И привез.

— Сам?

— Кто-то ему помогал: двое или трое. Точно сказать не могу. Колян распорядился: «Чем меньше будешь знать и видеть, тем дольше и богаче проживешь». Велел мне подежурить в глубине двора, чтобы собака не лаяла. Я и держал Пирата за морду. Разгрузили прямо у порога. Колян подошел, взял деньги...

— Почем обошелся экземпляр?

— По четыреста.

— За тысячу шестьсот купили, за три двести продали. «Навар» — вполне! Только телевизоры-то краденые. И вы не могли не знать этого.

— А мне и не нужно было знать! — вдруг вскипел Куропат-Магеланский, который до этого был тише стоячей воды, ниже скошенной травы. — Сказал Колян — самоделки, значит — самоделки. Лишние вопросы в таком деле неуместны. Мне продали, я купил.

— Ворованное, — растолковал Иван Иванович. — И, по всей вероятности, уже не первый раз. Следствие это выяснит. Достаточно проверить вашу клиентуру по телеателье.

Телевизионный мастер Куропат-Магеланский вновь скис: поглупел, подурнел, холеное белое лицо взялось буро-малиновыми пятнами.

Иван Иванович понял, что попал «в яблочко».

Кому хочется отвечать за содеянное. Любое преступление живится надеждой: «Пронесет! Я так все обтяпаю, что комар носа не подточит!» А отбери у будущего правонарушителя «железную» веру в свою исключительность, этакую «непотопляемость», убеди и докажи, что суровое наказание неминуемо, неизбежно, — и преступность снизится на... девяносто девять процентов.

Иван Иванович начал оформлять протокол. «Моспино! — не без удовольствия подумал он. — Это уже адрес...» И хотя он приблизительный — нет ни улицы, ни номера дома и квартиры, но это уже кое-что!

Что праведней: лживая правда или правдивая ложь?

Как-то вечерком, после ужина, когда Иван Иванович просматривал газеты, сидя по обыкновению в кухне, к нему подошел Саня тоже с газетой в руках: вычитал что-то интересное.

— Отец, скажи-ка, пожалуйста, ты испытываешь моральное удовольствие от работы в милиции?

— Редко. — Иван Иванович задумался. — Разве когда сумеешь помочь хорошему человеку избежать беды.

— А вот сядет за решетку Ходан?..

Иван Иванович покачал головой:

— Нет, Саня... Это старая боль, старый долг... Какое уж тут моральное удовлетворение... Я по наивности надеялся, что судьба сведет нас с ним на фронте. И будет тогда у меня в руках автомат. А вместо автомата мне доверили пушку. Так что провинился я перед своей совестью, перед Матреной Игнатьевной и теми, кого Ходан расстрелял, кого ограбил и растлил. Обезврежу его. Искуплю вину. И только-то.