Без поцелуя на прощание - [44]

Я была привязана к дому так долго, что и понятия не имею, что еще он мог рассказать соседям. Он говорит людям, что я больна? Если я не отвечаю на звонки, тогда никто не заметит, что я пропаду. План Марка и Николь куда обширнее, чем я полагала изначально. И я снова пугаюсь, что мне предстоит обнаружить еще не один слой в их схеме.

Я изучаю взглядом каждый сантиметр внешности Бернадетт. Она красива, но не в выдающемся смысле слова. Моего возраста, может, на год-два старше, и искренне кажется приятным человеком. С такой, как она, легко подружиться, но она не моя подруга. Или все же подруга?

Несколько мгновений я стараюсь изо всех сил сконцентрироваться, пытаясь обнаружить хоть намек на то, что могу ее знать.

В глубинах моего разума вспыхивает мимолетное дежавю. Ее щечки – мне знакомы ее розовые щечки. Мы вместе смеялись, кажется. Да, точно, несколько раз, за кофе и за вином. Я изо всех сил стараюсь воскресить в памяти туманные воспоминания, и тут мое тело начинает беспощадно трясти. Только не это, опять. При попытке вспомнить хоть что-то из забытого мной прошлого мозг начинает паниковать и тут же отключается, отрезая мне доступ к информации. Борись с этим. На этот раз борись.

– Лаура, очнись, – командует Эйва, легонько похлопывая меня по каждой щеке по очереди.

Лицо саднит, и я сонно потираю больное место прохладными ладонями.

– О боже, – говорю я, открывая глаза.

– Ты снова потеряла сознание, – объясняет она.

Снова.

Я потираю глаза и оглядываюсь. Моя коляска лежит на боку, и ее верхнее колесо медленно крутится. Мои колени притянуты к груди, и я так близко наклонена к полу, что его от моего лица отделяют какие-то сантиметры. Руки Адама крепко держат меня за плечи. Его сила – единственное, что мешает мне повалиться на пол. Бернадетт вышла из-за стойки регистрации и стоит рядом с нами. Вокруг собирается шумная толпа, привлеченная суматохой. Они охают и ахают, как будто моя беспомощность – это шоу для их развлечения.

– Вы в порядке? – тихонько шепчет Бернадетт.

– Думаю, да, – киваю я, слишком сбитая с толку, чтобы почувствовать смущение.

Мне физически тяжело сидеть прямо, и я чувствую, как взгляд каждого наблюдателя прожигает мою поникшую спину.

Я замечаю, как у Эйвы вытягивается лицо, когда к нам направляется пара охранников, чтобы разобраться в ситуации. Я поворачиваюсь к Адаму за поддержкой, но приход мужчин пугает его не меньше моего. Мое сердце громко стучит. Даже самая незначительная задержка может стоить нам успешного побега, и мы рискуем быть обнаруженными. Я не сделала ничего плохого, но чувствую себя беглым зеком.

Бернадетт, должно быть, чувствует наше волнение, потому что она подбадривающе касается моего плеча, а затем спокойно выходит вперед.

– Все в порядке, ребята. Эта девушка – моя соседка. Она просто немного волнуется из-за полета. Думаю, нам всем будет лучше просто оставить ее в покое ненадолго. Здесь не о чем волноваться, – объясняет Бернадетт мужчинам, которые находятся в некомфортной близости от нас.

– Спасибо, – улыбаюсь я, испытывая благодарность за то, что Бернадетт так легко сгладила неловкую ситуацию.

– Без проблем, – подмигивает она. – Но я настаиваю на том, чтобы выпить вместе кофе, хорошо?

Она наклоняется, берет обе мои руки в свои и прижимает их к груди. Я их не отдергиваю. Этот жест кажется мне на удивление знакомым.

– Прошу, берегите себя. Больше не пропадайте, ладно? – умоляет она, и в ее глазах блестят слезинки.

Я убедительно обещаю ей оставаться на связи, хотя до сих пор понятия не имею, кто она такая.

Я отчаянно ретируюсь, чтобы убраться подальше от драматической сцены, которую создала. Я вкладываю всю силу, имеющуюся в моем теле, в свои руки и кручу металлические колеса кресла вперед.

Неуклюже протиснувшись в двери туалета для инвалидов, я принуждаю трясущиеся пальцы к сотрудничеству и запираю за собой дверь.

Я швыряю свою огромную сумку на колени и ищу телефон. Не могу его найти. Я с досадой хватаю кожаный ремешок и переворачиваю сумку вверх дном, со злостью высыпая содержимое на пол. Корпус помады ломается при падении, и все остальные предметы, захламляющие пол, оказываются покрыты светло-розовыми пятнами. Я упорно смотрю на кучу, лежащую передо мной. Это словно издевательский символ истерии, в которую превратилась моя жизнь.

Телефон как ни в чем не бывало лежит сверху, и я неловко падаю на пол, пытаясь дотянуться до него. Я не обращаю внимания на боль в коленях, которые подминаю под себя при приземлении. Я просто стараюсь сконцентрироваться на экране телефона. Я пролистываю контакты, не уверенная в том, что я надеюсь этим прояснить. Вот оно. Бернадетт Джойс, [phone].

– О боже! – вслух произношу я, чуть было не уронив телефон. – Мы и правда подруги. Как я могла так легко забыть ту, кого знаю? Какие еще воспоминания стерлись из моей памяти?

Я горестно качаю головой. Что со мной случилось? Я и впрямь теряю разум… или его у меня крадут? Что Марк сделал со мной? С каждым новым днем я забываю все больше и больше деталей из своего прошлого. Если я могу просто стереть друга из своей памяти, то что дальше? Я проснусь однажды утром и не смогу вспомнить, кто я такая? Или, что еще ужаснее, я внезапно забуду детей? Позволю Марку и Николь победить и даже не вспомню о борьбе?