Без переводчика - [51]
Солнце, должно быть, уже высоко, небо наверху заголубело. Мы как будто на дне кувшина с белыми стенками и голубой крышкой. Если не смотреть на шоссе, то иногда кажется, что мы не движемся.
А на белом фоне какая-то волшебная сила рисует и стирает то острый конус церкви, то фабричную трубу, то заправочную станцию.
Кое-где крыши розовеют. Непонятно откуда, через какие-то проталины в тумане добралось к ним солнце. Приезжий уже не досадует, он находит даже своеобразную прелесть в этой пастельной картине бельгийской зимы.
От Брюсселя нас отделяет уже двадцать километров, но трамвайная линия не кончилась, она нанизывает городок за городком. Или это селения? Бельгиец скажет вам, что, если в группе домов всего одна церковь, тогда это наверняка деревня. Город здесь иногда не так просто отличить от села. В Бельгии есть города просто крохотные; один из них насчитывает триста с небольшим обитателей.
Деревня имеет свои кафе, свои автоматы с жевательной резинкой и конфетами.
Но вот у самого шоссе то, чего не увидишь в городе, — скворечница. Она висит непривычно низко, на коротком шесте, и вообще выглядит несколько странно среди камня и подстриженных кустиков.
С городской теснотой мы расстаемся ненадолго. Поле, обещающее простор, снова исчезает за крышами, дома смыкаются. Улица выводит нас на площадь. Здесь ратуша — обычно готическая, с острой башней, отель, «брассери», универмаг фирмы «Инновасьон», то есть «Нововведение». По всем статьям это город. Он бережет для услады путешествующих руины средневекового замка, соборный алтарь работы знаменитого мастера и кое-какие приятные мелочи. Например, старинный рецепт сидра или местные сувениры — изделия гончаров, медников или столяров.
Вы спрашиваете, читатель, куда мы с вами едем, в какую сторону от столицы? Догадайтесь сами. Вспомните карту: такие, как здесь, плоские равнины отличают северную, приморскую, часть Бельгии. Да и пучок сосенок у шоссе — кривых, с ветвями лишь на одной стороне — жалуется на море, посылающее ветры.
Вывески все реже говорят с нами по-французски, все чаще — по-фламандски. Мы во Фландрии, на родине Тиля Уленшпигеля. Кстати, вот вам еще характерная черта Западной Европы в миниатюре. Два народа, два языка — один романской, другой германской ветви — составляют Бельгию. Явление редкое, не раз ставившее в тупик историков и лингвистов.
Языковая граница делит страну на две равные части: в северной живут фламандцы, в южной — валлонцы.
Фландрия лишь диалектом отличается от соседней Голландии, литературный же язык у них один. А история давно разделила эти страны. Католическая Фландрия избавилась от владычества Испании гораздо позднее протестантов голландцев. В 1930 году рубеж еще больше углубили снаряды, рвавшиеся в Бельгии по приказу из Амстердама.
И все же история не могла бы «замесить» нацию без той крепкой закваски, какая образовалась в городах. Ведь ворота городов принимали всех желавших воли — и фламандцев, и валлонцев. В городах, в ремесленных гильдиях они братались, давали боевую клятву…
Трамвайная линия вильнула в сторону и пропала. Ее отодвинул большой, дымящий завод. А дальше, будто состязаясь с трубами, вырастают звонницы. Уже час, как мы выехали из Брюсселя. За это время мы миновали что-то около десятка городов.
В памяти они сливаются. Да, Бельгия и в самом деле один большой город, по крайней мере здесь, во Фландрии.
Нам предстоит совершить несколько поездок из столицы во все концы Бельгии. Сегодня мы увидим город, который запомнится надолго. Город, в котором создалась бельгийская нация, город, некогда второй по величине в Европе после Флоренции и величайший когда-то на севере порт. Город, которому на роду было написано стать столицей и который, верно, стал бы ею, если бы не коварство моря.
Колокола Брюгге
На центральной площади Брюгге, в квадрате узких старинных фасадов, высится колокольня. Ей пятьсот лет. Это необычная, светская, колокольня. Она венчает не собор, а рыночный квартал с его торговыми рядами и складами. Сколько дней в году, столько и ступеней до ее верха, где висят сорок семь колоколов.
Однажды туда поднялся молодой американец Лонгфелло. Потом, вспоминая час, проведенный над острыми крышами, над каналами, на солоноватом ветру, он написал одно из лучших своих стихотворений.
Поэту слышались звуки набата всей Фландрии. Колоколам Брюгге вторили, казалось, колокола соседнего Гента. Ведь именно там знаменитый колокол Роланд, на котором высечено: «Когда я бью тревожно — в стране пожар, когда я торжествую — в стране победа».
Меня звон колоколов настиг внезапно — на набережной Зеркал, у мостика, выгнувшего свою спину над застывшим каналом, недалеко от памятника великому бельгийскому живописцу Яну Ван Эйку. Колокола не гремели набатно, их голоса певуче сливались в мелодию. Рождаясь где-то высоко в небе, она неслась ко мне сквозь туман, одевший старинный город.
Посылает эту массу звуков один человек. Да, один человек, сидящий в звоннице перед клавиатурой из железных рычагов. Руками, обвязанными кожей, он заставляет звучать весь хор колоколов, в котором поют и великаны, и гномы. Есть ли где в мире музыкальный инструмент более грандиозный, чем этот, созданный мастеровыми и музыкантами эпохи Возрождения! Карийон — глашатай гордых городов… Голоса колоколов так же юны, как сотни лет назад.
