Без огня - [5]

1

Молчание Япония

цветок

один из ста

упал в траву

разбился

из чьих-то рук

всегда

у чьих-то ног

из праха в прах

был будет

и не сбылся

Где Он?

2

Италия Велеречивый день

Виолончельный голос[4] Фаринаты

Читай: адриатическая тень

российско-иудейское подобье

Италия в России

исподлобья

поет для нас

из сталинского ада

Зачем?

3

Гад ленина с неизреченным p

притон Петра бордель Елизаветы

на черной крысе разъезжает Бер

и я

и мертвецы уже одеты

готовы в бой

за сказочный уют

но как в любовной песенке поется

всегда хотят да не всегда дают

напиться

подкурить

и уколоться

откушать вкусной телеколбасы

и воспитать душистые усы

Камо грядеши?

4

Но, впрочем, всякий благодатью жив.

Тот, чья душа вотще перебесилась,

разыщет Жениха в сени олив.

Тут мудрость[5]: попроси – схлопочешь милость,

а там уж, глядь,

и небо отворилось.

Подумайте…

Две половинки странной головы —

бес из Рязани, дьявол из Киото —

барсучий сын —

вы, девушка[6], правы —

они сойдутся

только

треснет кто-то

возможно оба

надвое

увы

в один чудесный незакатный день

и это будет настоящий «чень».

1976?

ПЕСЕНКА

Н. Н.

Давай поплутаем, попутаем, Канта прочтем —

не вечно же в этой дыре нам с тобой кантоваться.

Здесь жизнь – только слово, а блядство читается

братство.

Мир спарен с войной, словно сука с ученым котом.

Плутай, не плутай – завопишь Ему, как не крути:

Учитель небесный, мой первый, мой верный, мой сладкий,

что делать, конструктор, с такою жестокой посадкой —

учиться шитью или просто корзины плести?

Вот Ветхий завет мой: для Господа божие дело,

для певчей вороны – весь пыл человечьей любви.

От нечего делать, видать, и Офелия пела

в палате надзора, в maison de santé на крови.

1976?

***

Лунный луч, как соль на топоре…

О. Мандельштам

Нет, не тепло вещей вы осязали,

но узелки на ткани речевой.

В квадриге неба соль земли искали,

слезную манну – в капле дождевой.

Таков удел этой праздной речи,

где каждая запинка – боль и суть,

и струганое слово давит плечи:

о, помоги, о, понеси чуть-чуть.

В стране, где говорить пора дрекольем,

оранжерейный высохший садок,

луна со слезой, мучнистый с льдинкой боли

млечный сок.

1979?

***

Две песенки есть у безумной трещотки,

как мы ни лечим ее, ни лелеем:

Младенец, шуршащий сухим ожерельем.

Диктатор, перебирающий четки.

София – нас учит она рассуждать —

пишется по-испански ¿культура? —

и с ней не поспоришь: ведь дура есть дура.

Другого стошнило, а ей – благодать.

Другой бы смолчал, а она, хоть больна,

бесится, трещит в обе глотки.

Две песенки есть у безумной трещотки,

а третьей – кромешной – не знает она.

сентябрь 1979

***

Климакс мудрости: жало в письмо

или течка – половозрелая прелесть —

от избытка сердца говорят уста:

о, оно сокращается сердце!

Оно, как время, с собою накоротке

посреди горящего, как опухоль тела.

Два этих оба – журавль и синица в руке,

перистой, машущей – куда и кому попало.

Ради разнообразия – что у кого болит? —

где она, эта Плоть насущного хлеба? —

мается нищий, бесится логофилит.

Сердце на них одно, и оно нелепо.

май 1993

***

Страшно выключить свет, вдруг остановится сердце

Или крыса во тьме лапки ракушкой сложит,

Молиться начнет, чтоб не взбредило ей

К теплой щеке приложиться.

Свет – давно уж несвет. Страшно выключить бред.

Выключишь – и придут: руки сложат в уют,

Молитву на лоб и с рюшками в гроб,

Сожгут – и захочешь проснуться.

А самое страшное: то тра-та-та,

Где дети во тьме поджигают кота,

Где черти дневные все пишут и пишут,

А Дух всуепроклятый дышит и дышит.

2000

***

Дождь в аквариум стучится,

А зачем?

Я ведь рыба, а не птица,

Глаз, который внутрь клубится,

Вверх и вниз и в чернь.

Вправо, влево: мох и память —

Как ее замять? —

Вспрыгнуть вверх собором каинств

И нырнуть опять

В авелево бездорожье,

В розопёрый мох?

Где твое, Господь, подножье?

Лучше бы я сдох.

август 2000

ВИД ИЗ ОКНА БОЛЬНИЧНОГО КЛОЗЕТА

Тени ветвей на больничной глазури

и ствол за спиной

словно я прислонился к нему

умираю и плачу

но отраженье помоек смущает

горбун тащит пищу

на телеге железной

медленно медленно medley[7]

хочется есть

о постой этот джаз

очнись поживи и помедли

2001, Мариинская б-ца

***

Дар утрачен, я потерян

Взвешен, вычислен, измерен

Сам собой, как самосад.

Чу! Там ангелы трубят,

Там вопят, ширяясь, бесы —

Интересный зоосад.

Возле клеток разговоры…

Я, как вор, ныряю в норы,

Словно лис, укравший кур,—

Мне законы и позоры

Там, как дыр и убещур.

Но и там в норе, однако,

Светят черви Зодиака.

Все червиво, так червиво:

Молния легла на жниво,

Все хотела, но сожгла.

Жизнь – она была красива:

Жертвой? – мерзью, псиной, псивой

Явью, прожитой до дла.

4 декабря 2001 года

***

Ах, не только ах и ох,

Как об стенку горох,

Но и самый последний вздох —

Аутсайдер и лох.

Как тяжел он, жалок, вздох телесный

Проигрался в пух, обратился в прах.

«Был мне муж, а стал лохотрон небесный»,—

Говорит старуха в слезах.

Тут ее под рученьки да за ноженьки

И несут куда-то на «скорую»,

А она не педрит ни фенечки:

Поднимите меня, говорит.

А прошло уже столько лет,

Как простилась она с милым-суженым.

Жили-были, балакали:

Он ей – ах, она ему – ох,

Ох и ахушки, квакали, брякали,

Да жужжали порой —

Вот и весь домострой.

Но и книжки читали разумные

И рассаживались по ящикам

Гордо словно разнопартийные.

А ведь партия – это партия —

Все-то знает он, лохотрон:

Кто же, слыша крики ворон,