как незабудка бытия.
Он шепчет ей: «Моя, моя».
Она ему: «Мне слишком больно,
уйди немного, погоди…»
И тут свалилась сковородка,
что наобум лежала сверху.
Какой дурак ее поставил?
Короче трах, трах, трах и баста,
и склеились они в экстазе,
и помощь не позвать,
не дотянуться до телефона,
до Бога, уж, подавно. Вот
структура мерзости и грязи.
И сын пришел. Они в экстазе.
II
Забыли слова основные.
Страсть и убийство, любовь,
если хочешь – любовь
сметана с кровоостатком
в пустыне, где жажда бесцельна,
бессмысленна. Где тот оазис,
что спас героя пустыни,
автора черного белого маленького принца,
где этот жалкий источник?
III
Забавные слова на ум приходят,
и бедный ум дивится их сознанью,
их состоятельности полной вне ума,
их пьяной трескотне, и щебету,
и ласке фонем текущей как бы в никуда,
направо и налево. Знать бы, что
делает твоя левая, когда правая занята
текущим дерьмом и своим, и чужим,
когда ты уже post mortum.
О, если бы это был полный финиш!
Ан, нет – истязанье есть истязанье
последнего: ты последний кричи, если хочешь,
зови, зови, зови к себе на помощь,
и они придут – забавные слова.
