Без огня - [8]

Жить бы да жить, целовать бы твои уста,

милая, как крысе в твоем дому…

Люблю тебя, ничего не пойму.

Бред вращается: тик-так,

Жизнь обращается – сплошной сквозняк.

Купил бы колечко тебе, но к чему?

Господи, ничего не пойму,

ни имени Твоего всуе,

ни того, что сейчас рисую.

Ну, Господи, прости пустословье, ударь!

Кашляешь? Время бренчит.

Государь, Боже помилуй…

II

Бред лесенкой,

лестницей бред

тех,

кого между нами нет…

Дай им, Господи, власть и силу.

Нас

и тех, кого с нами нет,

помилуй,

Господь,

помилуй.

III

В. К.

Зубы золотые у собаки

Все кроак, кроак.

Смерть и сыр и мраки.

«Я – дурак,

Патрик Дигнем,

И на пуповине я вишу».

Блум сидит на унитазе,

Джойс, который Джеймс,

Глядь в очко орлом крылатым:

«What is times?!»

«Сэр, пирожное принес я»

«Thank you, Sam»

«Сэр, его похоронили. Биг-биг-бен»

«Самуэль, сходи за сыром,

трупом молока,

а очки в очко упали

Бедный Патрик, poor…»

2003

РАЗНИЦА ПОКОЛЕНИЙ

Тех хоть мучили

и они стали чучелы

а ты сам себя замучил

как последнее из чучел

изуродовал напоил

изнасиловал износил.

Хоть и лучше бы под огонь

самому пришлось стрелять бы

не буквально так фигурально, а так

вроде дожил до деревянной свадьбы.

Кто-то тронет меня (поцелует?)

И спустит не в яму, так просто – в огонь.

18 мая 2004 года

***

Капнул дождь, как старческое семя

Господа, узревшего свой лик

в небесах Обводного канала.

Так и мне, наверно, стыдно, страдно,

трудно этот миг живописать.

Капнул и ушел опять в молчанье.

18 мая 2004 года

ЗАВИСТЬ

Лебединое озеро. Зигфрид плывет на ладье,

И Одетта с Одиллией пляшут, как пьяные бляди.

Вагнер в Байрете снова какую-то дрянь произвел…

Ох уж эти полеты Валькирий!

Много шума. За что его Людвиг любил?

Людвиг трепетный грот себе чудный придумал

И развел лебедей… Эх бы мне!..

Русь, Россия… – В Неаполь, в Сорренто, в Париж!!!

Лебединое озеро… Боже, как все надоело…

И либретто поганое, и танцуют они невпопад.

Только Зигфрид хорош. Я завидую Вагнеру, что ли?

Мне с Козимой не жить. Мне бы Людвига в гроте обнять

И заплакать от жизни, ее всеобъемлющей боли.

22 декабря 2004 года

ИГРА СЛУЧАЯ

…слепой скрипач в трактире

разыгрывал voi che sapete. Чудо!

А. С. Пушкин, «Моцарт и Сальери»

А Гайдн? Он не помог ему.

Констанция поторопилась.

В могилу братскую спустили гроб

и серы сыпанули.

Шел дождь. И плача разошлись.

Один Сальери – где он был? —

наверно, в Праге,

где «Дон Жуан» победный начал путь,—

один Сальери почувствовал,

но слез ронять не стал.

22 декабря 2004 года

ИМПРОВИЗАЦИЯ

Боль. Клавесин. Словно нервы зубные заныли

оптом и в розницу. Словно в могиле

вдруг зазвонил телефон: «I’m mobile!»

Дергает зубы Солер, Бах тихонечко трогает нервы,

а Куперен, он играет как хочет…

Век Просвещенья! А ведь недавно Паскаль

скрылся в гримасу безумья. «Боже, Огонь!..

Боже предвечный Иакова и Авраама!..»

Кончилось время. Пришел натуральный Руссо.

Кончилась боль. И вступило в игру пианино.

23 декабря 2004 года

WITH LOVE

К.А. Козыреву

Свинцовая музыка, друг мой любезный,

свинцовое время. Свинцовая пуговица

к телу накрепь пришита.

Давай-ка еще разок

сходим на наше кладбище

и выпьем медовой перцовки.

Потом к Элле Липпа поедем и к юноше Леше.

Ах, только бы время не рухнуло,

это свинцовое свинское время!

А как ты относишься к вечности, друг мой хороший?

Ты ведь оттуда, оттуда, оттуда, оттуда…

Все мы оттуда, куда и уйдем безвозвратно.

23 декабря 2004 года

КРЕЩЕНСКИЕ МОРОЗЫ

Маленькая поэма – медитация с повторениями и ракоходны ми ходами и жалкой попыткой вставить атональный ключ в тональную щель. Staccato.

Staccato: ышь!

А. Альтшулер

Холодно. Руки сложу крестом,

чаю с медом напьюсь,

сам не знаю о ком

не помолясь помолюсь.

Сам не знаю – Кому?

Новой Жизни, Весне?

Страшно в моем дому

жить и не только мне,

а и крысе подвальной, подпольной…

Где ей жить? Не пойму.

Cлышен звон колокольный

из церкви в моем дому.

Однако кто его слышит?

Уж, конечно, не я.

Жена за стеною дышит,

свинья во дворе мычит,

и в общем-то не колышет

оставил ли я ключ от квартиры

на работе? На лестнице потерял?

В комнате закружился

при входе – на ноже Твоем —

В носу платком ковырял?

(Когда шутил на охоте за кабаном?) —

Всё. Поздно. Один матерьял

остался. Все прошлое – позади

или сзади. Настоящее – что? Почем?

А Завтра, оно грозится каким-нибудь палачом…

Аз есмь и пребуду здесь,

как Твой кабан на охоте.

Ты есть? О, я знаю, Ты есть.

Однако, холодно все же.

Крещенье давно прошло.

Опять этот жар до дрожи.

Как пошло! Опять пошлó…

Перечитаю. Пошло немного

вот тут, куда палец ткнул,

опять ничего. Убого

Уйти? Без ключа? Пошлó?

Что я, лунатик, винтик Твой,

маньяк Твой? Маньяк я, маньяк.

Луна исчезла. Как эхо ночного взрыва,

плачет по ней Зодиак

Невидимо-видимый. Где я? Плачу? Плачý?

Вот только так. Где свидетель?

Где Алиби? Нет – так нет.

Должно быть, я долгожитель?

Боже, дай пистолет

пострелять, выстрелить в себя.

Оживиться? Да.

Превратиться из бабочки да во слона!

До сома ли мне, когда смерть сама

бодро идет навстречу.

Вот и скажи мне, как же ее приветить?

На лестнице темной, пустой встретить?

В поддых – ногою?

Или ласково не заметить?

Пусть себе идет сквозь меня мимо, мимо

с улыбкою на устах херувима,

с ведром благодати, полным обрубков, голеней.

Господи! Упасть перед ней на колени?

Всё – одно, всё едино, – сказал премудрый Сирах.

Потому остается только страх,