Без огня - [10]

Ах, как все просто, просто, просто!

Вся жизнь как presto пред Престолом,

А все же лучше член сосать,

Чем погибать в Афганистане

Или в Чечне, но много лучше

Грудь женская и млеко Млечных

Путей туда, туда – обратно:

К родному сестринскому сердцу

И в одиночество. О Боже!

О, Боже, как мы одиноки!

Любой из нас. Любой. Любая.

В Марселе Габриэль Марсель

И Пруст Марсель в Париже.

В Париже Беккет Самюэль,

Сэм Беккет. Он пожиже,

Чем Джойс, но тот его любил;

Ведь так был одинок

В Ирландии своей!

Поедем на Восток с Агатой Кристи.

Немцы, немцы, немцы

Шагают по Монмартру

Нога к ноге и сапоги блестят,

Хоть сшиты не из человечьей кожи.

Из той прилично делать абажуры.

Вот, псы! Их пёсья кровь теперь во мне.

Я чувствую себя как жид в родной стране

И без альтернатив. О, Русь! О, росс!

Когда-то и мороз был настоящим,

Он гнал французов прочь

И немцев изморил под Сталинградом.

А нынче грязь и слякоть, мокрота

И сопли распустили все.

Вот мальчик. Он стоит в дверях,

Запутавшись в соплях.

Опять двойка, опять двойка, всегда двойка!

Русь! Где наша лихая сквозная тройка?

Сломалось колесо? Вот как наколбасили!

Пришел Василий, починил да все испортил

И бричка села в грязь. Во, блядь, Россия!

Во, тараканья Русь! Тарелки для клопов

Поставлены в изножие кровати.

О, Боже, я тащусь, хотя я не Кюстин

Маркиз де Помпадур, не госпожа Жанлис,

Которая лицо там щупала кому-то

И, вдруг отдернув руки с отвращеньем

И носа не найдя между щеками,

Подумала: «Да это ж Анус, Анус!»

Вот так и я все пробую на ощупь,

Все щупаю, щиплю, терзаю, мучу,

А получается, что сам себя…

Помилуй меня, Господи, своею благодатью

Спаси мя и помилуй.

Не дай в садок судей мне, грешному, попасть

И вшивому застрять на перепутьи

Всё. Всё. Пора кончать.

Fin. Fin. Заговорился.

Все свитера прожег, однако как

Безвредно для себя вдруг взять и кончить?

Vous comprenez? I want to stand

Still, still. Идти, стоять

So, achtung, gerr major.

So, achtung. Fine.

So. Achtung.

10 декабря 2004 года

***

Н. И. Николаеву

Не мной открыт сей век притворный,

Рублевский Спас нерукотворный

На ежедневнике моем.

Но фокус искажен, и – чудо

Наоборот! – Он страшен, как Иуда,

Как дни мои оттуда и досюда,

Куда же вы пропали, дни мои?

Дни не любви, а сутолок, смятений?

Я, как матрос-кретин, вишу на рее

И, как Иуда, веточку согнул.

Вот стану я растеньем-израстеньем,

Рождений – претворений слыша гул…

Но ветвь любви я все-таки согнул,

Вися всем естеством по шею и на шее.

26 апреля 2004 года

***

I

Писать, не писать…

когда душу извергнув, ложишься на пол?..

ворчать ли? Скворчать сковородкой

на постном масле?

С постной водкой жить,

ждать конца?

Или конец интересней начала?

Ab ovo… Warum?..

Плыть в ожиданье причала

не ново. Зачем?

Из голубого

сквозится чернь

голубого, как Бог, горизонта.

19 октября 2007 года

II

Связать концы… – Как это просто:

связать концы – норд-вест с норд-остом

вязать, вязать, вязать, вязать!!!

О, Боже! – Нечего сказать.

Одна блаженная сумела

связать концы с концом – и дело! —

преодолела и пошла

придуркой в мужницком мундире…

20 октября 2007 года

КОНТРАПУНКТ

I

И с каждым годом ближе мне

не горсть земли, не тень избенки,

но интонация ребенка —

графитти на большой стене:

«I’m e-mail». Вот перевод: «Я мал.

Один Господь велик и то – далече».

Крошится мел и валом валит вал —

с многоэтажных снов и из подвалов

народ кипящий в мыле и поту,

вот МЧС, вот «Мерседес» пропащий.

Тот въехал в столб, тот пересек черту

но чтобы… в ящик? – Нет, не хочет в ящик,

останется стоять на островке

убогой безопасности… Мне ближе

жить в Арктике, но умереть в Париже,

писать, как плыть: все жиже, жиже, жиже.

Я помню в детстве чижик у меня

сгущенным молоком объелся

с жердочки свалился

и тут ему каюк – не вдруг —

я плакал, плакал,

как говорится, выплакал себя.

До встречи, чиж!

Так можно без конца писать

на палевой стене,

вдыхая пьяно дух мускуса

и теплый цвет шафрана

воспоминая.

Помолитесь обо мне.

II

Какой артист пропал! – сказал Нерон,

поджегши Рим. – И я артист хороший,

мать выебал, на флейте поиграл,

спалив библиотеку. Боже, Боже!

Прекрасный я артист, сам – виртуоз

con spiritus. Валите все туда,

откуда вышли, в мать свою, поганцы

Прекрасен наш союз, сейчас начнутся танцы.

на медленном огне.

Носилки мне носилки!

Я окосел, несите мне бутылки

и евнуха. Ихь либе, данке шён.

Спасибо, братья, и тебе, сестричка.

Мы выйграли войну,

вперед на север, юг

и юго-запад! Дай флейту!

Жрать хочу! Нет сам играй!

26 октября 2007 года

***

Когда тело сгорает, раковая опухоль сгорает последней, она еще долго мечется по стенам камеры котла[9].

Тьма. И деревянный ящик

сам собою в лаз скользящий

падает. Огонь, огонь.

Господи, убей, но тронь

эту крысу на краю

биссектрисы – жизнь мою.

Тьма. Дурак хохочет. «Рак?»

«Выпьем? Да» – Я сам дурак,

у котла всю жизнь стою

ей еёной на краю,

глядя, как уходит жизнь

сквозь окошко смотровое.

Крыса мечется, как рак.

Птица стонет, рыба воет,

все танцуют кое-как.

ноябрь 2007

***

Все продано, все проклято

Давным-давно. С берестяной таблички

Какую руну нам прочесть?

Скворцы и живчики,

Синильные синички,

Опомнитесь!

Бог есть!

2007

СТАНСЫ

I

Я изучил структуру грязи,

она сродни моей мазне

из слов и слизи. Как в экстазе,

он шепчет ей: «О, не, о, не».

Она ему: «Да, да, спусти»,

И грязный хер в ее горсти

цветет как ирис подневольный,