Без наказания - [43]

— Тебя сегодня не было в суде, — сурово сказала она.

— Я был болен. Да нет, не болен. Просто я вчера набрался.

— Набрался? — с отвращением переспросила она. — С чего это?

— Похоже, меня доконало выступление в суде. А тут еще всякие разговоры в редакции. Спасибо тебе за записку.

— Понимаю. Мне жаль, что я…

— Что ты…

— Да нет, ничего. Ты дрожишь?

— Я замерз.

— Иди ляг. Я приготовлю что-нибудь горячее.

Хью надел пижаму и лег.

— Просто не пойму, что творится с папой: он так странно себя ведет, — говорила она с ним из кухни. — Знаешь, нам придется переехать.

— Что ты сказала?

— Нам придется переехать в другое место. Всем троим. Нам нельзя оставаться на Питер-стрит. — Она появилась па пороге с дымящейся чашкой. — Как только Лесли выпустят, мы переедем.

— Ясно.

У Джилл дрожали губы. В лице не было ни кровинки.

— Ты считаешь, он виновен? Да? Его осудят? О, Хью, как я несчастна!

Она осторожно поставила чашку на обшарпанный комод и рухнула к нему на кровать. Ее губы были горячи и податливы. На его ласки она отвечала не со страстью, а с отчаяньем человека, нуждавшегося в утешении. Между ними было сказано всего несколько слов. После она раза три всхлипнула, а он стал пить чай, который давно остыл.

Хью больше не дрожал.

На следующее утро настала очередь Лесли Гарднера занять свидетельское место. Он выглядел совсем юным, и Ньютону предстояло сыграть на юности Гарднера, но в то же время начисто отмести любую попытку представить все дело так, будто этот парень мог оказаться слепым орудием в чужих руках. В чем сам Гарднер, надо сказать, оказывал ему дурную помощь. Даже в его манере одеваться чувствовалось желание подражать Гарни. Он заговорил робко и тихо, но когда судья попросил его говорить громче, стал дерзить. В общем, Ньютон был к этому готов. Мальчишке следовало дать время угомониться, и поначалу его вопросы касались всяких пустяков.

— Так, значит, в тот день, в день Гая Фокса, вы накупили фейерверков и поехали в Фар Уэзер?

— Да.

— И что вы собирались там делать?

— Мы собирались проучить этого типа Корби. Попугать его фейерверками.

— Скажи-ка мне, только честно: вы не замышляли напасть на Корби?

— Конечно, нет.

— А у тебя был в кармане нож?

— Да, — нехотя сказал Гарднер. Он согласился признаться в этом лишь под значительным нажимом со стороны Ньютона во время их второго свидания в тюрьме. Ньютон был убежден, что признание подсудимым этого незначительного, но тем не менее неоспоримого факта лишь укрепит его позицию в других, более важных вопросах.

— Где ты его носил?

— В кармане брюк.

— И ты собирался им воспользоваться?

В зале воцарилась мертвая тишина. Гарднер сделал над собой почти видимое усилие казаться серьезным:

— Нет, сэр.

— Тогда зачем ты носил его при себе?

— Вместо бляхи. У нас у всех были ножи.

— У вас у всех были ножи. Ты в этом уверен?

— Нет. То есть я хочу сказать, что мы их друг другу не показывали. Просто носили забавы ради.

— Такие у вас были.

Ньютон достал тонкую финку, нажал кнопку, и лезвие, щелкнув, разогнулось. Гарднер кивнул. Ньютон раскрыл было рот, чтобы задать следующий вопрос, но тут вмешался судья:

— Минуточку, мистер Ньютон. Мне показалось, будто ты сказал, что ножи были у вас чем-то вроде бляхи и что вы никогда ими не пользовались. Правильно я понял?

— Правильно.

— Значит, ты утверждаешь, что никогда не пользовался лезвием своего ножа? Никогда в жизни?

— Ну, я не знаю… Может, строгал им деревяшку или что-нибудь еще делал, — пробормотал Гарднер.

— Сперва ты сказал, что никогда не пользовался своим ножом. В буквальном смысле слова это означает, что ты вообще не открывал его лезвия. Если же ты хотел сказать, что все-гаки пользовался им изредка, ты бы вспомнил точно, для чего. Ясно? — Гарднер кивнул, не сводя зачарованного взгляда с судьи. — А теперь я хочу спросить у тебя — только помни, что ты поклялся говорить только правду, — угрожал ли ты кому-нибудь своим ножом?

Гарднер замотал головой еще до того, как судья закончил свой вопрос.

— Нет, нет. Никогда.

— Может, ты видел, как это делал кто-то из твоих друзей?

— Нет. Никогда.

Судья, израсходовав свой небольшой запас энергии, повалился в кресло. Ньютон медленно встал, с трудом скрывая накипавший гнев. По выражениям лиц членов жюри было ясно, что они думают об ответах мальчишки. Ну не кретин ли? Но сейчас главное — его не напугать.

— А теперь я бы хотел, чтобы ты сам подробно рассказал жюри, что все-таки произошло, когда вы приехали в Фар Уэзер.

— Мы заглушили моторы, но перед этим осветили место фарами, чтобы знать наверняка, туда ли попали. Потом вышли на лужайку. Король, то есть Гарни, кажется, шел впереди, но было очень темно и ничего не видно. Кто-то крикнул: «Всыпь ему, Король!» Я увидел, что Корби стоит у костра, и кинул в него свои фейерверки.

— Кто сказал: «Всыпь ему, Король!»?

— Не знаю. Вокруг так галдели.

— А где стоял в это время ты?

— Где-то посередине. Понимаете, мы шли вразброд. Потом я услышал какие-то крики, чей-то вопль и как кто-то скомандовал: «Поехали». Мы бросились к своим мопедам и уехали.

Такова была версия Гарднера. Согласно ей он не толкал никакой Морин Дайер, не боролся с Беннетом, не кричал: «Всыпь ему, Король!» Он не отрицал того, что сказали остальные подростки по поводу замечания Короля («Мы пришили этого ублюдка»), но утверждал, что под этим «мы» Король вовсе не подразумевал его. По мере того как словесная паутина Ньютона становилась все тоньше и изысканней, Гарднер делался спокойней и его речь звучала связно и плавно. Постепенно складывалось впечатление, что он, Лесли Гарднер, имеет такое же отношение к смерти Корби, как и другие приспешники Гарни. А какие, собственно говоря, выдвигались против него обвинения, кроме весьма расплывчатых показаний нескольких свидетелей, якобы разглядевших его в отблесках костра? Итак, благополучно миновав это скользкое место, Ньютон перешел к событиям следующего дня.