Без наказания - [44]

— Что произошло после того, как вы кончили работу?

— Нас забрала прямо с фабрики полиция и отвезла в участок.

— Вам сообщили причину?

— Уже в участке. Но мы и так догадались.

— Вы догадались, что это связано с нападением на Корби?

— Да.

— И долго вас продержали в участке?

— Нас отпустили домой после полуночи.

— Так, так. После полуночи. Выходит, вы пробыли в участке шесть часов. Вас хоть покормили?

— Мне дали чашку чаю с сандвичем. Но только после того, как я дал показания.

Юстас Харди медленно встал со своего кресла. Его физиономия скривилась в брезгливую гримасу, будто он учуял дурной запах.

— Милорд, я не вижу необходимости задавать подсудимому вопросы подобного рода, если только мой ученый друг не хочет сделать утверждение, что свидетеля заставили дать показания силой.

— Если вы разрешите продолжить мне, милорд, то в самом ближайшем времени поймете уместность такого вопроса.

Судья пристально посмотрел на Харди, потом перевел взгляд на Ньютона.

— Прошу вас продолжать, мистер Ньютон, — милостиво позволил он.

— И у тебя нет никаких жалоб по поводу того, как с вами обращались в полиции? — зычным голосом спросил Ньютон.

Наступила мучительно долгая пауза.

— У меня нет никаких жалоб, — едва слышно ответил Гарднер.

— Сколько человек тебя допрашивало?

— Иногда один, самое большее два. Они менялись.

— Понятно. И как ты себя чувствовал после допроса?

— Я был совершенно вымотан и хотел одного — спать.

— Тебе хотелось одного — спать, — медленно повторил Ньютон. — Вполне тебя понимаю. Ты поел перед тем, как лечь?

— Я буквально свалился в постель. Мне было не до еды.

— Ты носил записку Джоунзу?

— Нет, конечно.

— Ты принимал участие в ночной расправе над ним в поселке Плэтта?

— Нет. Я спал в своей кровати.

— Хорошо, хорошо. — Внезапно Ньютон оживился. — Прошу вас обратить внимание на экспонат номер 31. — Экспонатом под номером 31 оказалась пара серых брюк, на обшлагах которых была обнаружена та самая злосчастная смесь песка с угольной пылью, на которую возлагало столько надежд обвинение. Гарднер взглянул на брюки и кивнул. — Как ты слышал, здесь было высказано предположение, будто ты надевал их в пятницу ночью. Это верно?

— Но я в ту ночь никуда не выходил.

— Очень хорошо. Далее: здесь было выдвинуто предположение, что эти брюки были доставлены из прачечной «Быстро и чисто» в пятницу днем. Это верно?

— Нет, это неверно.

— Ты в этом уверен?

— Но ведь я сам носил эти брюки в чистку и сам их оттуда брал.

— Как название химчистки, в которую ты сдавал брюки?

— «Кобург». На Хай-стрит.

— И какого числа ты их оттуда забрал?

— Я забрал их оттуда в среду, четырнадцатого октября, — спокойно ответил бледный подросток, по-видимому, не подозревая о том, какую реакцию в суде вызовет его ответ.

— Что это вдруг ты запомнил точную дату? — с наигранной издевкой поинтересовался Ньютон.

— Просто у меня сохранилась квитанция.

Ньютон порылся в лежавших перед ним бумагах и вытащил небольшой листок.

— Вот эта квитанция, милорд. Я попрошу прикрепить к ней ярлык и тоже считать ее экспонатом.

Судья Брэклз удостоил бумажку беглым взглядом.

— Очень хорошо.

У стола, где лежали все экспонаты, засуетился клерк. Потом судебный пристав изрек:

— Это экспонат номер 39.

— Благодарю вас. Может, жюри захочет на него взглянуть?

Члены жюри молча передавали друг другу этот небольшой клочок бумаги. Когда она попала к Юстасу Харди, тот удостоил. ее равнодушным взглядом и снова впился глазами в Ньютона.

— Откуда у тебя такая уверенность в том, что ты носил в чистку «Кобург» именно эти брюки, а не другие?

— Но ведь это же габардиновые брюки, да?

— А, да, да. Так сказано и в квитанции, верно? «Одна пара габардиновых брюк. Чистка и глажение», — громко прочитал Ньютон, держа квитанцию на вытянутой руке. — Есть какая-то особая причина, почему вдруг ты запомнил эту пару габардиновых брюк?

— Да. У «Кобурга» чистят габардиновые брюки особым способом, чем-то пропитывают, что ли. Мне так сказали там, когда я принес их в первый раз. До этого я отдавал их в «Быстро и чисто», но там их плохо почистили.

Гарднер говорил тоном придирчивого щеголя. И держался он теперь как-то уж слишком свободно.

— Ты забрал эти брюки из чистки четырнадцатого октября. Между этим числом и пятым ноября ты был хотя бы раз в поселке Плэтта?

— Конечно, был. Мы проводим там свои собрания.

— И надевал туда эти брюки?

— Да. Три или четыре раза.

— И ты входил через задний вход?

— Да. Всегда только оттуда. И несколько раз спотыкался о старую песочницу.

Пора было подвести финальную черту. Ньютон заявил, что у Лесли Гарднера всего одна пара габардиновых брюк, а затем достал и показал как экспонат пару серых шерстяных брюк, вычищенных, отутюженных и явно после этого не ношенных, и высказал предположение, что именно эти брюки побывали в прачечной «Быстро и чисто». Вслед за этим на свидетельское место вызвали приемщицу из «Кобурга», которая припомнила разговор с Гарднером по поводу специальной обработки габардиновых брюк. Но это уже прозвучало как издевка над побежденным врагом.

Климат в суде резко переменился. Это почувствовали даже люди, мало сведущие в делах подобного рода. Еще бы, Ньютон так и светился от радости, а бледные щеки Лесли Гарднера, казалось, вот-вот нальются цветущим румянцем. Для Хью Беннета такой поворот дела не был неожиданным. Они с Фэрфилдом внимательно следили за ходом событий с того самого момента, как поняли, какое значение имеет эта вторая пара серых брюк, упомянутая Джилл. Об этой улике они сразу же поставили в известность Джорджа Эрла, помощника барристера, и теперь лишь ждали, когда Магнус Ньютон захлопнет ловушку. Хью, сидевший двумя рядами сзади Джилл и чуть сбоку от нее, видел, что девушка вся превратилась в слух. Рядом с Джилл сидел ее отец, неподвижный, погруженный в сонное оцепенение. Его склоненная набок голова нет-нет да подергивалась, губы беззвучно шевелились. Казалось, он сейчас возьмет и рассмеется.