Без музыки - [88]
— Бояться?! Логично.
— Ну как же логично? Вдумайся, человек совершил проступок. Он ничего не скрывал. Прошло двадцать с лишним лет. Он искупил свою вину тысячекратно. А сейчас цепенеет от одного упоминания о несуразностях, совершенных несмышленым, безусым юнцом. Существуют законы. Они позволяют ему забыть все.
Нина потянулась:
— Законы позволяют забыть, а люди помнят. Твой Гречушкин попал в иной мир. Он достиг большего, чем мог бы достичь. Он исчерпал положенный лимит. Ему следовало остановиться. Он же рискнул пойти дальше. И тогда твоего Гречушкина поставили на место. Ему напомнили о том, что случилось двадцать лет назад. Он отмахнулся: могли же люди оговориться. Но люди были последовательны, и напомнили еще раз. Гречушкин посмотрел себе под ноги и только тут заметил, что стоит на песке. Все обретенное может рухнуть разом.
Максим вздрогнул: Гречушкин тоже говорил про песок.
— Глупости, какой еще тот и этот мир? О чем ты говоришь?
— О жизни, мой дорогой. Никто не угрожал ему. Зачем? Каких-то три слова: «Мы знаем все», остальное дополнит его собственное воображение. Так и получилось. Гречушкин испугался. Начинать с нуля — дурная перспектива в любые времена. А когда человеку сорок с гаком — тем более.
— Ты говоришь так, будто все случилось на твоих глазах.
Ей почему-то стало смешно, и она засмеялась:
— Таких Гречушкиных, друг мой, на каждом шагу по десятку. Одного не пойму, зачем ты ввязался в эту историю?
Смеха уже нет. У нее грустный, настойчивый взгляд. Максим поежился: чего она так смотрит? В пору встать на колени и покаяться.
— Видишь ли, доброта должна быть активной.
— Ты растрачиваешь себя впустую, Максим. — Нина отмахивается от сигаретного дыма. — Я не одобряла твоей затеи с журналистикой. Ты это знаешь. Возможно, я была права. И все-таки глупо вкладывать духовные сбережения в здание, которому не суждено быть построенным.
— Спасибо за оптимизм.
— Дело не в оптимизме, Максим. Разве ты профессиональный журналист? Нет. У тебя позади богатая практика и ты автор нескольких книг? Тоже нет. Иногда полезно узнать, кто ты есть на самом деле.
Нина облизывает совершенно сухие губы. В конце концов он сам напросился на этот разговор.
— Что же ты замолчала, продолжай…
Ему не видно ее лица. Свет падает на грудь, руки. Он уже в какой раз удивляется своим ощущениям. У жены красивое тело. Она чуть-чуть располнела. Никак не вяжется: раздраженный голос и эти плечи, округлый надлом локтя и даже белье… прозрачное голубое.
— Ты не брал никаких высот с боем. Тебя забросило туда волной. Неужели это так трудно понять? — Нина осторожно опускается на край стула. — Я не знаю, способен ли ты карабкаться выше. Не знаю. Суть-то в другом. Есть конкретная высота, достаточно значительная, — это твоя высота, Максим. Ее нужно удержать. Гречушкин, Васюков. Они уважают тебя, восхищаются тобой. Но они слепы, слепы, как и ты. Они не сумели разглядеть главного — тебя нет. Максима Углова не существует.
От непривычного напряжения ломит скулы. Ему даже показалось, что у него опять заболел зуб. Сейчас самое время подняться, сказаться усталым и уйти спать.
В ее голосе отчаяние. Что это? Подозрение, догадка или досужий вымысел? Нет, она ничего не знает, да и откуда? Теперь все в прошлом. Обычная истерика.
— Вот и прекрасно. Меня нет. Стоит ли растрачиваться на разговоры о несуществующем?
— Прости, но ты не один. Я понимаю, это недостойно упоминания, но еще существую я, Нина Александровна Углова. А еще, по чистой случайности, существуют мои родители, твои. Им, правда, легче. Их удел восхищаться тобой и время от времени сообщать мне, как я сказочно счастлива.
— Это становится утомительным. Чего ты хочешь?
— Люди готовы сделать все, пожертвовать всем лишь потому, что им нечем жертвовать. Ирония судьбы, вы на редкость нужный человек, мой непрактичный муж. Вы клад для милых, симпатичных бездарей. Почему бы тебе не попросить Корнилова издать твою книгу? Хочешь, я поговорю с ним?
— Оставь, это не твое дело.
— Ну, правильно, мое дело принимать гостей, восхищаться Гречушкиным, носить траур в связи с очередным запоем Васюкова, разгадывать ребусы: почему ты уехал? Почему ты приехал внезапно? Господи, какая же я дура! Корнилов говорит: «Куда смотрит ваш муж? Он почти в союзе. Нужна всего одна книга. При его положении это не так сложно». Мой муж! О, он не так прост. Создает свое собственное окружение…
Максим быстро зажмурился и открыл глаза. Сегодня был утомительный день.
— Откровение… — повторяет Нина несколько раз, — откровение… Странное слово. Помнится, ты как-то сказал: «Мы соскучились по откровению». Тогда мне показалось это красивостью, а теперь нет. Но ты не прав, мы не соскучились, мы разучились быть откровенными. Между нами утрачена обратная связь. Ты этого не замечал?
В такие минуты он особенно остро чувствует, как устал.
— У тебя есть другая женщина? Почему ты не отвечаешь? Ах да, даешь мне возможность излиться. Мы шесть лет женаты. Я не знаю, как это происходит в других семьях. Случайно или супруги договариваются, однако семья становится семьей. Неужели ты никогда не думал о детях?
«Сейчас, когда мне за 80 лет, разглядывая карту Европы, я вдруг понял кое-что важное про далекие, но запоминающиеся годы XX века, из которых более 50 лет я жил в государстве, которое называлось Советский Союз. Еще тогда я побывал во всех без исключения странах Старого Света, плюс к этому – в Америке, Мексике, Канаде и на Кубе. Где-то – в составе партийных делегаций, где-то – в составе делегации ЦК ВЛКСМ как руководитель. В моем возрасте ясно осознаешь, что жизнь получилась интересной, а благодаря политике, которую постигал – еще и сложной, многомерной.
Куда идет Россия и что там происходит? Этот вопрос не дает покоя не только моим соотечественникам. Он держит в напряжении весь мир.Эта книга о мучительных родах демократии и драме российского парламента.Эта книга о власти персонифицированной, о Борисе Ельцине и его окружении.И все-таки эта книга не о короле, а, скорее, о свите короля.Эта книга писалась, сопутствуя событиям, случившимся в России за последние три года. Автор книги находился в эпицентре событий, он их участник.Возможно, вскоре герои книги станут вершителями будущего России, но возможно и другое — их смоет волной следующей смуты.Сталин — в прошлом; Хрущев — в прошлом; Брежнев — в прошлом; Горбачев — историческая данность; Ельцин — в настоящем.Кто следующий?!
Человек и Власть, или проще — испытание Властью. Главный вопрос — ты созидаешь образ Власти или модель Власти, до тебя существующая, пожирает твой образ, твою индивидуальность, твою любовь и делает тебя другим, надчеловеком. И ты уже живешь по законам тебе неведомым — в плену у Власти. Власть плодоносит, когда она бескорыстна в личностном преломлении. Тогда мы вправе сказать — чистота власти. Все это героям книги надлежит пережить, вознестись или принять кару, как, впрочем, и ответить на другой, не менее важный вопрос.
В своих новых произведениях — повести «Свадебный марш Мендельсона» и романе «Орфей не приносит счастья» — писатель остается верен своей нравственной теме: человек сам ответствен за собственное счастье и счастье окружающих. В любви эта ответственность взаимна. Истина, казалось бы, столь простая приходит к героям О. Попцова, когда им уже за тридцать, и потому постигается высокой ценой. События романа и повести происходят в наши дни в Москве.
Новая книга Олега Попцова продолжает «Хронику времен «царя Бориса». Автор книги был в эпицентре политических событий, сотрясавших нашу страну в конце тысячелетия, он — их участник. Эпоха Ельцина, эпоха несбывшихся демократических надежд, несостоявшегося экономического процветания, эпоха двух войн и двух путчей уходит в прошлое. Что впереди? Нация вновь бредит диктатурой, и будущий президент попеременно обретает то лик спасителя, то лик громовержца. Это книга о созидателях демократии, но в большей степени — о разрушителях.
Писатель, политолог, журналист Олег Попцов, бывший руководитель Российского телевидения, — один из тех людей, которым известны тайны мира сего. В своей книге «Хроники времен царя Бориса» он рассказывал о тайнах ельцинской эпохи. Новая книга О. М. Попцова посвящена эпохе Путина и обстоятельствам его прихода к власти. В 2000 г. О. Попцов был назначен Генеральным директором ОАО «ТВ Центр», а спустя 6 лет совет директоров освобождает его от занимаемой должности в связи с истечением срока контракта — такова официальная версия.
Выразительность образов, сочный, щедрый юмор — отличают роман о нефтяниках «Твердая порода». Автор знакомит читателя с многонациональной бригадой буровиков. У каждого свой характер, у каждого своя жизнь, но судьба у всех общая — рабочая. Татары и русские, украинцы и армяне, казахи все вместе они и составляют ту «твердую породу», из которой создается рабочий коллектив.
Два одиноких старика — профессор-историк и университетский сторож — пережили зиму 1941-го в обстреливаемой, прифронтовой Москве. Настала весна… чтобы жить дальше, им надо на 42-й километр Казанской железной дороги, на дачу — сажать картошку.
В деревушке близ пограничной станции старуха Юзефова приютила городскую молодую женщину, укрыла от немцев, выдала за свою сноху, ребенка — за внука. Но вот молодуха вернулась после двух недель в гестапо живая и неизувеченная, и у хозяйки возникло тяжелое подозрение…
В лесу встречаются два человека — местный лесник и скромно одетый охотник из города… Один из ранних рассказов Владимира Владко, опубликованный в 1929 году в харьковском журнале «Октябрьские всходы».
«Соленая Падь» — роман о том, как рождалась Советская власть в Сибири, об образовании партизанской республики в тылу Колчака в 1918–1919 гг. В этой эпопее раскрывается сущность народной власти. Высокая идея человечности, народного счастья, которое несет с собой революция, ярко выражена в столкновении партизанского главнокомандующего Мещерякова с Брусенковым. Мещеряков — это жажда жизни, правды на земле, жажда удачи. Брусенковщина — уродливое и трагическое явление, порождение векового зла. Оно основано на неверии в народные массы, на незнании их.«На Иртыше» — повесть, посвященная более поздним годам.
«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».