Без музыки - [67]
— Нет.
— По крайней мере, его можно разыскать?
— Наверное. Нужно время.
— Отлично. Тогда не будем его терять. Позвони Максиму, прояви заинтересованность. Скажи, что не находишь себе места. Слава богу, это действительно так.
— Но зачем?
— Ах, Гречушкин, надо думать совсем о другом. Уверяю тебя, Шувалов не оговорился, когда пригрозил — будете расхлебывать все сами. Тебе понадобятся союзники.
— Мне не следовало идти к Чередову. Не следовало.
— Что ты заладил? Следовало, не следовало… У вас не получилось разговора. Разве не так?
— Не получилось. Но я ему успел сказать: «Углов поехал проверять материал Тищенко».
Она заметила на его лице отчаяние, и ей стало жаль его.
— Глупый, ты хочешь быть для всех хорошим. Так не бывает, Гречушкин.
Он остановился, посмотрел на пустой спичечный коробок, раздраженно раздавил его, поддал ногой.
— Я хочу быть порядочным. Углов кому-то нравится, кому-то нет, но…
Она не дала ему договорить:
— Уже слышала: корректный, легкоранимый, неустроенный, почти Христос.
— Не кричи, — он поморщился. — Что тебя не устраивает в моем поведении? Я попросту боюсь проиграть.
— Господи, неужели ты ничему не научился, ничего не понял? У тебя должна быть своя игра, в которой мало не проиграть. Надо выиграть. В общем, думай сам.
Она лихо перебросила сумочку через плечо и, не оглядываясь, быстро пошла через двор.
— Послушай, нельзя же так вот, взять и уйти. Мне нужен твой совет.
— Совет? — она на какую-то секунду остановилась. — Ради бога, действуй.
ГЛАВА V
Самолет выкатили на взлетную полосу. На повышенных тонах взвыли моторы, машина задрожала и стремительно пошла вперед.
— Взлетели, — заметил сосед, мрачно разглядывая плывущую под самолетом землю.
Машина завалилась на левое крыло, и теперь город был похож на строительный макет, разрезанный прямо посредине игрушечной железной дорогой.
«Ну, вот и все», — сказал Максим, поерзал в кресле, устраиваясь удобнее, вынул блокнот и записал четыре фамилии: Дягилев, Ларин, Тищенко, Улыбин. Соединил фамилии жирными линиями. Получился квадрат. В квадрате Максим нарисовал елку, совсем такую, как продают на елочных базарах в Москве. На елке поставил знак вопроса, елка сразу стала гуще. Чуть в стороне от вопросительного знака нарисовал букву «я», на секунду задумался, поставил инициалы и мрачный восклицательный знак. Мир двухчасовой давности решительно становился прошлым.
Возможность оказаться за пределами этого мира имела свои преимущества.
«В моих размышлениях появилась логика, — сказал себе Максим. — Тищенко ехал в командировку с единственным желанием проветриться и, если получится, сделать сносный материал. Когда есть конкретный адрес, а добавление к адресу письма, гипотезы строятся сами собой. Ты еще не приехал, а они уже становятся аксиомами. Дягилев — друг Тищенко. — Максим вздохнул и почесал за ухом. — Нет, друг — слишком категорично. Они знакомы — это точнее».
Максим попробовал перо, ручка по-прежнему царапала бумагу. Под фамилией Тищенко появилась жирная прерывистая черта.
Итак, Дягилев встретил Тищенко. Они расцеловались. Говорят, Дягилев умеет принимать гостей.
У Дягилева героическое прошлое. Ларин тоже воевал. Улыбин тоже. У всех героическое прошлое. Тищенко поехал писать о настоящем. Собирался поселиться в гостинице. Дягилев замахал руками.
«Будешь жить у меня», — сказал властно, обстоятельно. «А почему нет?» — спросил себя Тищенко и поселился у Дягилева. Первый разговор всегда, самый долгий. Легли спать под утро. Сначала Тищенко не хотел показывать улыбинские письма Дягилеву. Потом передумал. Дягилев прочел письма, сплюнул под ноги:
«Скотина!»
Злоба на Улыбина была долгой и непроходящей.
О чем говорил Дягилев?
Максим вытянул ноги и только сейчас почувствовал, как занемела спина. Оглянулся. Девушка, читавшая «Айвенго», переменила позу. Спящий сосед потерся щекой о жесткую спинку кресла и сказал: «Нюсик».
«Им хорошо, — не без зависти подумал Максим, — кто-то спит, кто-то читает. А мне плохо. Я разгадываю головоломки. Иван Андреевич Дягилев — головоломка номер два».
Если Дягилев настроен кого-то в чем-то убедить, он сам ставит вопросы и сам на них отвечает. «Плохой ли человек Улыбин?» — спрашивает Дягилев, старательно обламывает табачную гильзу и вставляет ее в мундштук. Ему, Дягилеву, думается, что нет. Смышлен, скрытен — чисто крестьянская черта. Хозяин, каких поискать. Крут нравом — беда невелика. «В нашем председательском деле иначе нельзя. Я тоже крут».
Забавно, лучше всех об Улыбине говорит его злейший противник — Дягилев. Почему Улыбин не любит Дягилева? Тут следует улыбнуться. И Дягилев улыбается. И не просто так, а с грустью.
«Объединили колхозы. Меня назначили председателем, а его нет. Была еще жалоба учителей». Он, Дягилев, эту жалобу в счет не берет. Улыбин — человек дела. Есть средства, значит, школе помогут. Нет, значит, нет.
Жалоба учителей — факт новый. Тищенко непременно его отметил. А лес?
«Лес? — переспросил Дягилев. — Лес — это несерьезно. Безграмотный лесник обмишурился. Судить рука не поднялась. В нужде человек вырос. А потом, — тут Дягилев подошел к Тищенко, обнял его за плечи. — Ты же меня знаешь. Я таких дел сторонюсь. Принимать хозяйство и начинать со склоки — так нельзя. Мне еще в этом монастыре не одну службу служить».
«Сейчас, когда мне за 80 лет, разглядывая карту Европы, я вдруг понял кое-что важное про далекие, но запоминающиеся годы XX века, из которых более 50 лет я жил в государстве, которое называлось Советский Союз. Еще тогда я побывал во всех без исключения странах Старого Света, плюс к этому – в Америке, Мексике, Канаде и на Кубе. Где-то – в составе партийных делегаций, где-то – в составе делегации ЦК ВЛКСМ как руководитель. В моем возрасте ясно осознаешь, что жизнь получилась интересной, а благодаря политике, которую постигал – еще и сложной, многомерной.
Куда идет Россия и что там происходит? Этот вопрос не дает покоя не только моим соотечественникам. Он держит в напряжении весь мир.Эта книга о мучительных родах демократии и драме российского парламента.Эта книга о власти персонифицированной, о Борисе Ельцине и его окружении.И все-таки эта книга не о короле, а, скорее, о свите короля.Эта книга писалась, сопутствуя событиям, случившимся в России за последние три года. Автор книги находился в эпицентре событий, он их участник.Возможно, вскоре герои книги станут вершителями будущего России, но возможно и другое — их смоет волной следующей смуты.Сталин — в прошлом; Хрущев — в прошлом; Брежнев — в прошлом; Горбачев — историческая данность; Ельцин — в настоящем.Кто следующий?!
Человек и Власть, или проще — испытание Властью. Главный вопрос — ты созидаешь образ Власти или модель Власти, до тебя существующая, пожирает твой образ, твою индивидуальность, твою любовь и делает тебя другим, надчеловеком. И ты уже живешь по законам тебе неведомым — в плену у Власти. Власть плодоносит, когда она бескорыстна в личностном преломлении. Тогда мы вправе сказать — чистота власти. Все это героям книги надлежит пережить, вознестись или принять кару, как, впрочем, и ответить на другой, не менее важный вопрос.
В своих новых произведениях — повести «Свадебный марш Мендельсона» и романе «Орфей не приносит счастья» — писатель остается верен своей нравственной теме: человек сам ответствен за собственное счастье и счастье окружающих. В любви эта ответственность взаимна. Истина, казалось бы, столь простая приходит к героям О. Попцова, когда им уже за тридцать, и потому постигается высокой ценой. События романа и повести происходят в наши дни в Москве.
Новая книга Олега Попцова продолжает «Хронику времен «царя Бориса». Автор книги был в эпицентре политических событий, сотрясавших нашу страну в конце тысячелетия, он — их участник. Эпоха Ельцина, эпоха несбывшихся демократических надежд, несостоявшегося экономического процветания, эпоха двух войн и двух путчей уходит в прошлое. Что впереди? Нация вновь бредит диктатурой, и будущий президент попеременно обретает то лик спасителя, то лик громовержца. Это книга о созидателях демократии, но в большей степени — о разрушителях.
Писатель, политолог, журналист Олег Попцов, бывший руководитель Российского телевидения, — один из тех людей, которым известны тайны мира сего. В своей книге «Хроники времен царя Бориса» он рассказывал о тайнах ельцинской эпохи. Новая книга О. М. Попцова посвящена эпохе Путина и обстоятельствам его прихода к власти. В 2000 г. О. Попцов был назначен Генеральным директором ОАО «ТВ Центр», а спустя 6 лет совет директоров освобождает его от занимаемой должности в связи с истечением срока контракта — такова официальная версия.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Пафос современности, воспроизведение творческого духа эпохи, острая постановка морально-этических проблем — таковы отличительные черты произведений Александра Чаковского — повести «Год жизни» и романа «Дороги, которые мы выбираем».Автор рассказывает о советских людях, мобилизующих все силы для выполнения исторических решений XX и XXI съездов КПСС.Главный герой произведений — молодой инженер-туннельщик Андрей Арефьев — располагает к себе читателя своей твердостью, принципиальностью, критическим, подчас придирчивым отношением к своим поступкам.
Рассказ о последних днях двух арестантов, приговорённых при царе к смертной казни — грабителя-убийцы и революционера-подпольщика.Журнал «Сибирские огни», №1, 1927 г.
«— Священника привези, прошу! — громче и сердито сказал отец и закрыл глаза. — Поезжай, прошу. Моя последняя воля».
«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».
В однотомник ленинградского прозаика Юрия Слепухина вошли два романа. В первом из них писатель раскрывает трагическую судьбу прогрессивного художника, живущего в Аргентине. Вынужденный пойти на сделку с собственной совестью и заняться выполнением заказов на потребу боссов от искусства, он понимает, что ступил на гибельный путь, но понимает это слишком поздно.Во втором романе раскрывается широкая панорама жизни молодой американской интеллигенции середины пятидесятых годов.