Без музыки - [59]
Купил Ларин лес. Раза в полтора против цены государственной переплатил. А что поделаешь: когда надо, за ценой не стоят. Лес и в самом деле хорош. Ударили по рукам. А Дягилев возьми и скажи: «У меня, вообще, лес на четыре домины завален, может, и остаток возьмешь?» Такому предложению Севостьян Тимофеевич удивился, однако отказываться не стал. Сестра душу наизнанку вывернула:
«Задумала я, Севостьян, избу перебрать. А лесу нет. Откуда ему под Воронежем взяться? В степу лес не растет. На тебя, Севостьянушка, одного надежда. Да мне и немного надо. Верхние венцы нас с тобой переживут. А вот нижние просели, отчего весь дом скособочился. Ну а про сараюшку и вовсе разговора нет — слезы одни.
Марья Глашина — чай, не забыл Марью-то? — ох, злыдня! Придет, руки в боки упрет и давай причитать: «Эх, — говорит, — Тимофеевна, где же она есть, жисть справедливая? Баба без мужика трех дочерей на ноги поставила. Ей бы в почете и уважении жить, а у нее дом кривобокий». Вот какие дела наши, Севостьянушка. В том месяце тебя по телевизору смотрела. Уважительно ты о своем колхозе говорил. Так и нужно. Иначе, какая жизнь. Наш-то Курякин глотку драть мастак, на боле его и не хватает».
От таких воспоминаний Севостьян Тимофеевич мягчал душой и уже никак не мог освободиться от чувства грустной вины перед младшей сестрой. В самом деле, рассуждал Севостьян Тимофеевич, одна Марья, грех не помочь. Может, чуток и прибедняется, и льстит больше, чем нужно бы. Так ведь бабья хитрость на то и существует, чтоб мужика вокруг себя водить.
Судить да рядить по такому случаю резона нет. Купил Ларин лес. Дома поставил, нужных людей в хозяйстве прибавилось. Сестра вот-вот новоселье справит. Все уладилось. И вот тут нежданно-негаданно всплыло дело Улыбина. Будь Ларин попроще, махнул бы рукой. А здесь не вытерпел — подробности решил узнать. А как узнал, что причиной всему колхозный лес, покой потерял. Есть ли в том деле правота Улыбина, нет ли ее, Ларин не думал и думать не хотел. Еще меньше был настроен Севостьян Тимофеевич принимать в тяжбе сторону Дягилева. И то, что Дягилев при встрече не упускал случая спросить, как материалец, раздражало Ларина до крайности.
Когда Улыбину объявили выговор, многие вздохнули спокойно, считали конфликт исчерпанным, а дело закрытым. Рад был такому разрешению конфликта и Ларин, однако везучести Дягилева завидовал, угадывал в нем человека хамовитого и нечистого на руку. И хотя неприятную историю Севостьян Тимофеевич старался забыть, фантазия и домыслы одолевали его постоянно. Лес по доброте душевной не рубят, сокрушался Ларин. Коли срубил, значит, продать намерен или для какой иной надобности употребить. Продать тоже не раз-два. Покупатель нужен. А покупатель кто? Ларин Севостьян Тимофеич. А цена тому лесу какая? Сто целковых за куб — видная цена. И Ларин не поскупился? Никак нет. Все, как есть, до единой монеты выложил. А говорят, жадноват Севостьян Тимофеич, врут, значит? Ну и деньги за лес этот отменный куда гражданин Дягилев употребил, может, знает кто? Не знают — беда.
«И вы, Севостьян Тимофеич, не знаете?»
«Откуда, товарищ прокурор? Мы с ним дружбу не водим».
«Значит, по неприязни своей вы ему деньги такие отвалили, вроде как наказать хотели? Чудно получается. Впрочем, чего не бывает, допустим. Раз срубил, лежать лесу не положено, в дело пошел. Какое же оно дело сверхважное, что за лес тот втридорога заплачено?»
В этом самом месте Севостьян Тимофеевич вздрагивал, призывал себя к спокойствию, но успокоиться не мог. Получалось нелепо, вроде как фантазии возникали сами собой… Ничего подобного не было и быть не могло. Его страшило другое — навязчивость подобных мыслей. Пока разберутся, кто прав, кто виноват, размышлял Севостьян Тимофеевич, не один день пройдет. За это время самое доброе имя так испоганить можно, что до конца дней не отмоешь. А злой человек всегда найдется. Его искать не надо.
Узнай Углов о мытарствах и переживаниях заслуженного председателя раньше, пойми их причины, улови несложную последовательность событий, не пришлось бы ему блуждать среди нагромождения собственных предположений, каждое из которых принималось как самое значительное, самое разумное. Голова разламывалась от невообразимой путаницы, где Ларин переставал быть просто Лариным, Улыбин глупел на глазах, а у Дягилева скоропалительно вырастали крылышки ангела, и он весь наливался бывалой положительностью. Сзади, как в темноте неубранных кулис, вдруг объявились улыбчивые очевидцы, моложавые представители райкома, геометрический Петруша. Десять дней, прожитых среди этих людей, ничего не прояснили. Максим лишь переступил порог их мира, где ничего не видно отчетливо, а есть лишь очертания, приблизительные ощущения, смутные доводы.
Ларин сделал несколько ничего не значащих шагов по кабинету с единственным желанием сосредоточиться. В закрытое окно бестолково долбилась шальная оса.
— Дура ты, дура, — ласково бормочет Ларин, — тычешься, тычешься, и никто тебе не подскажет, где она, твоя воля. — Севостьян Тимофеевич толкнул створки, окно мягко отворилось. Воздуха сразу стало больше, бумаги на столе зашевелились.
«Сейчас, когда мне за 80 лет, разглядывая карту Европы, я вдруг понял кое-что важное про далекие, но запоминающиеся годы XX века, из которых более 50 лет я жил в государстве, которое называлось Советский Союз. Еще тогда я побывал во всех без исключения странах Старого Света, плюс к этому – в Америке, Мексике, Канаде и на Кубе. Где-то – в составе партийных делегаций, где-то – в составе делегации ЦК ВЛКСМ как руководитель. В моем возрасте ясно осознаешь, что жизнь получилась интересной, а благодаря политике, которую постигал – еще и сложной, многомерной.
Куда идет Россия и что там происходит? Этот вопрос не дает покоя не только моим соотечественникам. Он держит в напряжении весь мир.Эта книга о мучительных родах демократии и драме российского парламента.Эта книга о власти персонифицированной, о Борисе Ельцине и его окружении.И все-таки эта книга не о короле, а, скорее, о свите короля.Эта книга писалась, сопутствуя событиям, случившимся в России за последние три года. Автор книги находился в эпицентре событий, он их участник.Возможно, вскоре герои книги станут вершителями будущего России, но возможно и другое — их смоет волной следующей смуты.Сталин — в прошлом; Хрущев — в прошлом; Брежнев — в прошлом; Горбачев — историческая данность; Ельцин — в настоящем.Кто следующий?!
Человек и Власть, или проще — испытание Властью. Главный вопрос — ты созидаешь образ Власти или модель Власти, до тебя существующая, пожирает твой образ, твою индивидуальность, твою любовь и делает тебя другим, надчеловеком. И ты уже живешь по законам тебе неведомым — в плену у Власти. Власть плодоносит, когда она бескорыстна в личностном преломлении. Тогда мы вправе сказать — чистота власти. Все это героям книги надлежит пережить, вознестись или принять кару, как, впрочем, и ответить на другой, не менее важный вопрос.
В своих новых произведениях — повести «Свадебный марш Мендельсона» и романе «Орфей не приносит счастья» — писатель остается верен своей нравственной теме: человек сам ответствен за собственное счастье и счастье окружающих. В любви эта ответственность взаимна. Истина, казалось бы, столь простая приходит к героям О. Попцова, когда им уже за тридцать, и потому постигается высокой ценой. События романа и повести происходят в наши дни в Москве.
Новая книга Олега Попцова продолжает «Хронику времен «царя Бориса». Автор книги был в эпицентре политических событий, сотрясавших нашу страну в конце тысячелетия, он — их участник. Эпоха Ельцина, эпоха несбывшихся демократических надежд, несостоявшегося экономического процветания, эпоха двух войн и двух путчей уходит в прошлое. Что впереди? Нация вновь бредит диктатурой, и будущий президент попеременно обретает то лик спасителя, то лик громовержца. Это книга о созидателях демократии, но в большей степени — о разрушителях.
Писатель, политолог, журналист Олег Попцов, бывший руководитель Российского телевидения, — один из тех людей, которым известны тайны мира сего. В своей книге «Хроники времен царя Бориса» он рассказывал о тайнах ельцинской эпохи. Новая книга О. М. Попцова посвящена эпохе Путина и обстоятельствам его прихода к власти. В 2000 г. О. Попцов был назначен Генеральным директором ОАО «ТВ Центр», а спустя 6 лет совет директоров освобождает его от занимаемой должности в связи с истечением срока контракта — такова официальная версия.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Пафос современности, воспроизведение творческого духа эпохи, острая постановка морально-этических проблем — таковы отличительные черты произведений Александра Чаковского — повести «Год жизни» и романа «Дороги, которые мы выбираем».Автор рассказывает о советских людях, мобилизующих все силы для выполнения исторических решений XX и XXI съездов КПСС.Главный герой произведений — молодой инженер-туннельщик Андрей Арефьев — располагает к себе читателя своей твердостью, принципиальностью, критическим, подчас придирчивым отношением к своим поступкам.
Рассказ о последних днях двух арестантов, приговорённых при царе к смертной казни — грабителя-убийцы и революционера-подпольщика.Журнал «Сибирские огни», №1, 1927 г.
«— Священника привези, прошу! — громче и сердито сказал отец и закрыл глаза. — Поезжай, прошу. Моя последняя воля».
«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».
В однотомник ленинградского прозаика Юрия Слепухина вошли два романа. В первом из них писатель раскрывает трагическую судьбу прогрессивного художника, живущего в Аргентине. Вынужденный пойти на сделку с собственной совестью и заняться выполнением заказов на потребу боссов от искусства, он понимает, что ступил на гибельный путь, но понимает это слишком поздно.Во втором романе раскрывается широкая панорама жизни молодой американской интеллигенции середины пятидесятых годов.