Без музыки - [159]
Ни одного ответного слова. Стиснула зубы. Руки в карманах плаща сжаты в кулаки. Вкрадчивая, подпрыгивающая походка. Оборачивается. Какие-то слова все-таки должны быть сказаны. Глаза, губы и это согласное кивание невпопад моим словам — одинаковая готовность и улыбаться, и плакать.
— Еще ничего не было. Нечего было предавать. А ты сумел, высмотрел, нашел.
Моих слов не было. Сказанное мною перечеркнуто разом. Всему дано свое толкование. С одной стороны — я, моя ложь; с другой — она, ее правда. Ее право не верить мне.
Потом по телефону, по крайней мере, я мог говорить, не натыкаясь все время взглядом на ее слезы, не слышать всхлипов, раздирающих душу.
«Как ты мог?» — скажет она.
И я начну обстоятельно, спокойно объяснять ей всю несуразность нашей ссоры. Действительно, крайность — сорвали с зачетов. Ректор, милицейский чин, записка. Упреки, назидания, угрозы — я все воспроизведу в точности.
Важны детали, в них ощущение правды. Под конец разговора я вспомню про ключ в дверях. И ко всему прочему стану в свой рассказ втискивать еще и ключ, и свои домыслы насчет ключа.
В ту злосчастную среду, отбеседовав с полковником, я сломя голову помчался на кафедру. Надо было предупредить сотрудников. Смутное предчувствие беды не давало мне покоя. Дверь кафедры оказалась закрытой. Зачем-то побежал вниз за ключом. Что я рассчитывал увидеть? Столы сотрудников, каждый из которых — точная копия натуры своих владельцев. Архиаккуратный стол доцента. В полированную крышку стола можно смотреться, как в зеркало. Стол выглядит так, будто его подготовили к продаже. У ассистентов и лаборантов столы попроще, понеказистей. Они придают помещению кафедры жилой вид. Бумаги, фотоснимки, журналы, образцы древесных пород — они разбросаны где попало. Не уместившееся на столах, как однажды выразился Кедрин, аккуратно свалено в угол.
Кто-то из моих коллег ушел только что. Чайник на плитке был еще теплым, и сигаретный чад стоял в воздухе. Машинально обошел комнаты кафедры, еще раз открыл дверь, стал внимательно разглядывать, как выглядит ключ, помещенный в замочную скважину, сравнивая его с тем, другим ключом, который, как мне показалось, я видел мельком, когда бежал по коридору. Возможно, он чем-то отличался, и это отличие не давало мне покоя.
Я сделал несколько телефонных звонков своим коллегам по кафедре. У меня все время было такое ощущение, что я должен кого-то предостеречь, предупредить, и хотя никто не говорил вслух, что нас подозревают, я волновался.
Дозвонился только до Лямина. Лямин — мой однокашник, защитился совсем недавно и, как я считал, относился ко мне с уважением. Лямин очень скоро освоился с моим рассказом, стал задавать вопросы, строить предположения. Я уже пожалел, что дозвонился именно до него.
— Сережа, — сказал я Лямину. — Угомонись. Здесь есть кому разбираться и без тебя. Полный институт милиции нагнали. Если будет кто звонить, скажешь нужные слова об авторитете кафедры и все такое. Понял? И чтоб, упаси бог, не впутали в эту историю Кедрина.
Разговор с Ляминым прибавил к моему опозданию еще двадцать минут.
Наутро меня пригласили в ректорат. Полковник милиции беседовал с сотрудниками института только в кабинете ректора. В этом была своеобразная психологическая тонкость — человек, приглашенный на беседу, находился как бы под перекрестным воздействием закона и своих профессиональных обязанностей.
Полковник был приветлив, отозвался о нашем вчерашнем разговоре как о полезном. Профессиональная оценка похищенной аппаратуры для них крайне важна, и он еще раз приносит извинения за некоторую взвинченность, которая мешала нашему разговору. При этих словах полковник улыбнулся, давая понять, что он преднамеренно всю вину берет на себя и прощает мою вчерашнюю вспыльчивость. Затем несколько уточняющих вопросов, затем график отпусков сотрудников кафедры, который мы просматриваем вместе. Затем личные дела сотрудников и мое нежелание комментировать эти дела, а равно и нежелание признать за собой право быть доверенным лицом академика. Есть доцент Ковальчук, он официально замещает Кедрина. Полковник ценит мою скромность, однако какие-то вопросы задает, и я на них отвечаю. Уже ухожу, уже жмут руку и дверь открывают, пропуская вперед. И тут на пороге высокого кабинета заминка, полковник спохватывается, раздосадованно закусывает губу, трет щеку и переносицу трет.
— Еще один вопрос. Запамятовал. Тысячу извинений. Вы на кафедру вчера не заходили?
— Заходил, разумеется. Я там работаю.
— Нет-нет, — уточняет полковник. — Утренние часы не в счет. С утренними часами все ясно. А вот вечером. Вечером. Возможно, видели, возможно, попался кто-то по дороге.
Я торопился. Я думал о другом. Не нравятся мне эти вопросы.
Срабатывает инстинкт самосохранения. Чувствую, как нарастает агрессивность внутри.
— После нашего с вами разговора заходил. А в чем дело?
Полковник поднимает руки:
— Боже упаси, какие дела. Просто уточнение. Что-нибудь бросилось в глаза? Были утром, были вечером — можно сравнить.
Улыбаюсь, вновь переживаю этот момент своего разговора с полковником. Вижу себя и милицейское начальство вижу. И удовольствие того момента отчетливо и ощутимо.
«Сейчас, когда мне за 80 лет, разглядывая карту Европы, я вдруг понял кое-что важное про далекие, но запоминающиеся годы XX века, из которых более 50 лет я жил в государстве, которое называлось Советский Союз. Еще тогда я побывал во всех без исключения странах Старого Света, плюс к этому – в Америке, Мексике, Канаде и на Кубе. Где-то – в составе партийных делегаций, где-то – в составе делегации ЦК ВЛКСМ как руководитель. В моем возрасте ясно осознаешь, что жизнь получилась интересной, а благодаря политике, которую постигал – еще и сложной, многомерной.
Куда идет Россия и что там происходит? Этот вопрос не дает покоя не только моим соотечественникам. Он держит в напряжении весь мир.Эта книга о мучительных родах демократии и драме российского парламента.Эта книга о власти персонифицированной, о Борисе Ельцине и его окружении.И все-таки эта книга не о короле, а, скорее, о свите короля.Эта книга писалась, сопутствуя событиям, случившимся в России за последние три года. Автор книги находился в эпицентре событий, он их участник.Возможно, вскоре герои книги станут вершителями будущего России, но возможно и другое — их смоет волной следующей смуты.Сталин — в прошлом; Хрущев — в прошлом; Брежнев — в прошлом; Горбачев — историческая данность; Ельцин — в настоящем.Кто следующий?!
Человек и Власть, или проще — испытание Властью. Главный вопрос — ты созидаешь образ Власти или модель Власти, до тебя существующая, пожирает твой образ, твою индивидуальность, твою любовь и делает тебя другим, надчеловеком. И ты уже живешь по законам тебе неведомым — в плену у Власти. Власть плодоносит, когда она бескорыстна в личностном преломлении. Тогда мы вправе сказать — чистота власти. Все это героям книги надлежит пережить, вознестись или принять кару, как, впрочем, и ответить на другой, не менее важный вопрос.
В своих новых произведениях — повести «Свадебный марш Мендельсона» и романе «Орфей не приносит счастья» — писатель остается верен своей нравственной теме: человек сам ответствен за собственное счастье и счастье окружающих. В любви эта ответственность взаимна. Истина, казалось бы, столь простая приходит к героям О. Попцова, когда им уже за тридцать, и потому постигается высокой ценой. События романа и повести происходят в наши дни в Москве.
Новая книга Олега Попцова продолжает «Хронику времен «царя Бориса». Автор книги был в эпицентре политических событий, сотрясавших нашу страну в конце тысячелетия, он — их участник. Эпоха Ельцина, эпоха несбывшихся демократических надежд, несостоявшегося экономического процветания, эпоха двух войн и двух путчей уходит в прошлое. Что впереди? Нация вновь бредит диктатурой, и будущий президент попеременно обретает то лик спасителя, то лик громовержца. Это книга о созидателях демократии, но в большей степени — о разрушителях.
Писатель, политолог, журналист Олег Попцов, бывший руководитель Российского телевидения, — один из тех людей, которым известны тайны мира сего. В своей книге «Хроники времен царя Бориса» он рассказывал о тайнах ельцинской эпохи. Новая книга О. М. Попцова посвящена эпохе Путина и обстоятельствам его прихода к власти. В 2000 г. О. Попцов был назначен Генеральным директором ОАО «ТВ Центр», а спустя 6 лет совет директоров освобождает его от занимаемой должности в связи с истечением срока контракта — такова официальная версия.
В повести «Окна, открытые настежь» (на украинском языке — «Свежий воздух для матери») живут и действуют наши современники, советские люди, рабочие большого завода и прежде всего молодежь. В этой повести, сюжет которой ограничен рамками одной семьи, семьи инженера-строителя, автор разрешает тему формирования и становления характера молодого человека нашего времени. С резкого расхождения во взглядах главы семьи с приемным сыном и начинается семейный конфликт, который в дальнейшем все яснее определяется как конфликт большого общественного звучания. Перед читателем проходит целый ряд активных строителей коммунистического будущего.
Одна из основных тем книги ленинградского прозаика Владислава Смирнова-Денисова — взаимоотношение человека и природы. Охотники-промысловики, рыбаки, геологи, каюры — их труд, настроение, вера и любовь показаны достоверно и естественно, язык произведений колоритен и образен.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Впервые — журн. «Новый мир», 1926, № 4, под названием «Московские ночи», с подзаголовком «Ночь первая». Видимо, «Московские ночи» задумывались как цикл рассказов, написанных от лица московского жителя Савельева. В «Обращении к читателю» сообщалось от его имени, что он собирается писать книгу об «осколках быта, врезавшихся в мое угрюмое сердце». Рассказ получил название «Сожитель» при включении в сб. «Древний путь» (М., «Круг», 1927), одновременно было снято «Обращение к читателю» и произведены небольшие исправления.
Впервые — журн. «Новый мир», 1928, № 11. При жизни писателя включался в изд.: Недра, 11, и Гослитиздат. 1934–1936, 3. Печатается по тексту: Гослитиздат. 1934–1936, 3.
Русский солдат нигде не пропадет! Занесла ратная судьба во Францию — и воевать будет с честью, и в мирной жизни в грязь лицом не ударит!