Без любви, или Лифт в Преисподнюю - [8]

Шрифт
Интервал

Он хотел сказать, но она приложила палец к его шевельнувшимся губам. Ему нужно было сказать, потому как молчать он не мог, – он должен был сказать ей, и она заткнула ему рот, впившись поцелуем.

Он чуть растерялся, и было к ней прильнул – она опять охладила его порыв, а ему уже было мало её. Взяв руку в свои руки, долго целовала, а потом, не выпуская его руки, глядя глаза в глаза, повела его в долгое путешествие по всем географическим закоулкам своего богатого на открытия тела.

Никита вдруг почувствовал себя рядом с ней мальчиком. Конечно же, мальчиком он не был, но и особым опытом похвастаться не смог бы. И не скажешь, будто не от мира сего: пытлив не в меру и чуток ко всему. Но что есть знания без опыта? Любовь чужая, беглая и эфемерная, – суха как наука, без страсти к познанию.

Он сгорал, но терпел. Он должен быть послушным, а будучи послушным, прислушивался к языку чувств, и ритму страсти, и порывам тел. И покорялся с безрассудством, с каким стыдливость прячут на потом.

Она его вела. И привела к вратам. Глаза закатились, и выдох громкий вырвался наружу. Его было не удержать. Она и не держала, а лишь сопротивлялась, причём настолько, чтоб миг, когда крепость пала под напором, был для него и для неё сладчайшим мигом и удачей.

Схватывая намёки на лету, он только-только учился понимать, что в танце страсти в паре ведущих двое, и взлетит он так высоко, как высоко взлетают оба. И взлетели вместе до небес – и не пали, распустив ласки нежный парашют.

Та ночь была полна чудес и открытий чудных. Он любил. И ревновал. Страдал и наслаждался. Он мучился и отдавался страсти. Он себя забыл – и забылся, как будто он не он.

Затихли с первыми лучиками рассвета. Никита был совсем уже не тот, каким сюда входил. Он должен был, и ценою долга полагал он жизнь свою отдать. И счастлив был, и видел счастье в отблеске глаз рядом на подушке. Не обмануть. Не обмануться.

Провалился лишь на миг, боясь утратить счастья дуновенье, и проснулся, когда солнце встало.

Погладил по щеке, коснулся лба устами, разгладил бровь, морщинку растянул – и потянулись благодарно губы, чтоб коснуться губ его и прошептать невнятно:

– Милый мой.

Он разглядывал так близко при свете утреннего солнца чёрточки, вдруг ставшие милее и родней всего на свете. Вот завиток упрямый колосится. Пылинка на носу сидит. Белым крылом рука взмахнула и обняла. Скользнула и упала. Как смешно. Как мило нос сопит. И вдруг притих. Спит – не спит. Ласки ищут губы. И прикосновений трепет пробуждает чувства, наполняет силой.

И вдруг откуда всё взялось опять. Ни сна, ни неги, но страсти запросила любовь, внезапно пробудившись. Изгибы тела и извилины души как будто слились в долгом поцелуе.

Он вёл её – дорогой страсти нежной. Не кончилось – всё только началось.


Натали ещё дремала.

Никита потихоньку выскользнул из постели. Его тревогой наполняло. Не заснуть уже.

Он привёл себя в порядок, прибрал вокруг и ждал невесть чего, будто сидя на иголках, а не в кресле у окна. Прислушивался, ловя посторонние шорохи. Ждал он пробужденья. Ждал в дверь звонка. Он вдруг представил, что вот встанет и уйдёт. Как уйдёт – дверь не затворив? А как назад вернётся? Или запереть, чтоб не ушла? Что скажет ей? Что вздумает она?

И вдруг дождался: ключ в замке – и провернулся, не открыв запертой на засов двери. Звенит звонок. Никита на ходу придумывает, что сказать.

Отворяет дверь.

– Ты кто? – ему с порога.

– Я?

– Ну не я же?!

– Я – Никита.

– Где Натали?

– Спит ещё.

– А ты?

– Я жду, когда она проснётся.

– Ты что, жених?

– Никита я, а вы кто?

И робко тянет руку. Пришелец, что вдруг, пришедши, разладил этот тихий мир, – вторгся, разворошил и всё смешал, как инопланетянин, приземлившись посреди торговой площади в базарный день. Смотрит задумчиво на протянутую ему руку, о чём-то своём размышляет… и после раздумий делает-таки одолжение, нехотя вкладывая пальцы в открытую ладонь.

– Я Серёга. Брат. Чего так долго спит?

– Я не сплю. Чего кричишь?

В проёме двери объявилась Натали, зябко кутаясь в халат. Лицо хмурое, недовольное. Чужая. И в груди сосёт уже тоска при взгляде на отчуждённые черты.

– Где мать с отцом?

– Не спрашивай. А ты чего ни свет, ни заря припёрся?

– А ты чего не на работе?

– Видишь, собираюсь.

– Оно и видно. Так где мать с отцом?

– Где-где? Уехали, где ж ещё!

– Куда уехали?

Натали махнула рукой:

– Туда и уехали. Не помню. Не знаю.

И пошла в ванную. И уже кричит оттуда:

– На похороны. В экспедицию.

– Так на похороны или в экспедицию?

– Не знаю. Мать позвонила и сказала только, что кто-то там у них разбился.

– Где разбился? Почему разбился?

– А я почём знаю?!

– А почему мне не сообщили?

– Тебя не было. Они мне позвонили и сказали, что всё срочно. Я тебе звонила, у тебя никто трубку не брал.

– Ну, правильно. Я ж работал.

– А если работал, то почему спрашиваешь?

Серёга только головой покачал, скривив гримасу: беда, мол, с ней.

– Рыба снулая! – пробурчал вполголоса, так чтобы уже в метре волны звука сами по себе затухли.

Разулся, по-хозяйски вставил ноги в шлёпанцы и пошёл на кухню. Сел за стол. Никита прошёл за ним следом. Сел за стол напротив.

– Ты кто? – спросил опять Серёга.


Еще от автора Андрей Милов
Когда ещё не столь ярко сверкала Венера

Вторая половина ХХ века. Главный герой – один… в трёх лицах, и каждую свою жизнь он безуспешно пытается прожить заново. Текст писан мазками, местами веет от импрессионизма живописным духом. Язык не прост, но лёгок, эстетичен, местами поэтичен. Недетская книга. Редкие пикантные сцены далеки от пошлости, вытекают из сюжета. В книге есть всё, что вызывает интерес у современного читателя. Далёкое от избитых литературных маршрутов путешествие по страницам этой нетривиальной книги увлекает разнообразием сюжетных линий, озадачивает неожиданными поворотами событий, не оставляет равнодушным к судьбам героев и заставляет задуматься о жизни.


Рекомендуем почитать
Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.