Без лица - [110]
Накануне выпускных экзаменов он в Лондоне: покупает ружья и амуницию у поставщика на улице Сент-Джеймс. Глядя, как продавец пересчитывает патроны на тиковом прилавке, он впервые осознает, что именно собирается предпринять. Ведь все, чего он хотел, — это приехать в Англию и вести удобную жизнь — такую, как обещали почтовые открытки над его умывальником в Бомбее. И вот эта жизнь остается позади. Ради чего? Он говорит себе: ради Астарты Чэпел. Исполненный решимости, он отправляется на Риджент-стрит и покупает обручальное кольцо. Если он должен ехать в Африку, по крайней мере, будет повод вернуться.
Экзамены проходят как в тумане. Невозможно сконцентрироваться на Реконкисте или борьбе за Рим, когда Стар от него всего лишь в нескольких днях пути. Оксфорд кажется ему временным и непрочным. После завершающего экзамена его уносит толпа студентов, посыпающих друг друга мукой и пьющих шампанское прямо из бутылок. Стискивая академическую шапочку в руке, он бежит по булыжным мостовым, мимо зданий — иллюзорных, как театральные декорации.
Поезд скользит по сельской местности Кента, зеленой и бодрой. На коленях у профессора неразрезанная газета.
— Что, Бриджмен, едем, а? Наконец-то мы едем!
Это все, что он произносит, с небольшими интервалами, по дороге от вокзала Виктория до Дувра: «Мы едем, Бриджмен. Едем». Говоря это, он потирает ладони. В конце концов Джонатан чувствует, что должен что-то скапать:
— Похоже, вы довольны этим, сэр.
Чэпел смотрит на него так, словно услышал непристойность.
В Дувре они встречаются с Гиттенсом и Морганом. Экспедиционное оборудование пакуют в большие контейнеры. Морган вызвался сопровождать груз до Марселя, а Гиттенс едет с ними в Париж. Джонатана это не слишком радует. Пока он бегает по складу с описями и накладными, Гиттенс пристально следит за ним, давая понять, что считает Джонатана скорее денщиком профессора, чем коллегой по научной работе.
В порту скучающие представители французских властей бегло пролистывают их документы и пропускают через таможенный зал на станцию, с которой вот-вот отойдет парижский экспресс. Блуждая в облаках пара, они находят свой вагон и усаживаются вместе со свистком. Вскоре ритм жизни, нарушенный паромом, восстанавливается. Гиттенс многословно распространяется об архитектуре собора Нотр-Дам. Видно, что он хочет продемонстрировать знание Парижа — города, в котором бывал «много-много раз». Чэпел слушает с интересом. Джонатан раздраженно уходит в вагон-ресторан.
Он занимает место, и официант принимает его заказ, без запинки переходя на английский, как только Джонатан открывает рот. Виски с содовой приносят быстро, но что-то в официанте смущает Джонатана. Он гоняет кубики льда по стакану. За окном мелькают поля. Он потягивает виски. Пассажиры разговаривают. Время от времени он тайком бросает взгляд на официанта. Ничего необычного. Несмотря на это, смятение Джонатана увеличивается. Оно никак не связано с официантом. Может быть, что-то не так в живом ритме разговорного французского? Или в незнакомом шрифте, которым отпечатан листок с меню? Когда они прибывают в Париж, беспокойство вырастает в паранойю с учащенным сердцебиением.
Стар не приехала встретить их на Гар дю Норд[197]. Джонатан испытывает облегчение. Пожалуй, сейчас он не сумел бы толком поприветствовать женщину, на которой собирается жениться. Они садятся в экипаж, едут на рю дю Фобур Сент-Оноре и регистрируются в отеле «Бристоль», несмотря на его дороговизну. На стойке портье их ждет сообщение о том, что Стар присоединится к ним за завтраком. Джонатан говорит, что чувствует себя нехорошо и поужинает в номере. Оставив Гиттенса с профессором, он запирает за собой дверь и бросается на кровать.
Единственное, чего он хочет, — это уснуть, но сон не идет. В комнате душно. Аляповатая мебель и богато украшенные стены производят на него тягостное впечатление. Он ополаскивает лицо у умывальника и распахивает окна.
Стук в дверь. Пара официантов раздвигает складной стол, накрывает его накрахмаленной белой скатертью и расставляет приборы для ужина. Джонатан принимается за луковый суп и кусок рыбы с незнакомым жирным соусом. Приготовлено все вкусно, но есть он не может. В отчаянии Джонатан надевает пиджак и отправляется на улицу. Кругом — яркие огни и нет пешеходов. Он тащится по дороге против потока черных машин. На оссмановских[198] фасадах министерств и канцелярий то тут, то там светятся окна засидевшихся за работой функционеров. По дороге ему не встречается ни души, кроме пары жандармов, которые так пристально глазеют на него, что он разворачивается и возвращается в отель.
На следующее утро, когда он спускается вниз, Стар сидит в комнате для завтрака. Он столько времени думал о ней, что потрясен ее присутствием. Это очень яркое, грубое, физическое ощущение. Ее отец сидит рядом и поглощен чтением утренних газет. Стар подставляет Джонатану щеку для поцелуя. Как он и ожидал, она превратила себя в идеальную парижанку — нянчит крохотную кофейную чашечку и курит ярко-зеленую сигарету в мундштуке. Они затевают несколько натянутую беседу, вовсе угасающую с приходом Гиттенса. Тот выдвигает стул по другую сторону от Стар и немедленно начинает болтать.
