Без дорог - [50]
— Уюкские мы. Отсель до Уюка верст двадцать с лишком считаем. Ключишной это место зовем. Ну что?! Коли люди вы добрые — в сарай заходите. На соломке пока прилягте. Я поесть соберу, что смогу. Не в дому ведь… На жнивье приехала.
— Нам с голодухи-то много не надо. Чайку бы горячего? С сухарем и медком поначалу? — несмело и тихо попросил Павел Михайлович.
— Чайку-то, почитай, три годка, как не было! — со вздохом ответила женщина и добавила, — а медку раздобуду… Вчера мужики колоду разбили на пасеке, сегодня в Уюк с лошадьми отправить хотели. — Она сняла с плеча серп и воткнула в щель между бревен сарая. — Сегодня на пожне, видно, мне не бывать. Ну, да уж ладно! Я ведь здесь в стряпухах — домовничаю.
— На возьми! Из одной нам завари, остальные припрячь, — сказал Павел Михайлович, протягивая три пачки чаю, — кроме него, есть деньги, а больше делиться нечем.
Женщина не хотела брать весь чай, но искушение было так велико, что она не смогла его побороть и взяла.
Лежа на мягкой яровой соломе в сарае, Васька ворочался и стонал:
— Ой, не могу! Пить хочу, а больше не пьется! Есть хочется. Пирогов бы теперь с красной рыбой и щей свежих! Схожу еще один голоток воды выпью. Она тут хороша — ключевая! — Он сполз с соломы и исчез за воротами.
Не прошло и минуты, как из открытого окна избы донеслись стук, возня и женский крик:
— Ах ты несносный! Почто со стола все творожники за пазуху поклал? Креста на тебе нет! Люди добрые, помогите!
В ту же минуту в воротах сарая показался Васька. Из набитого до отказа рта торчал край пшеничной ватрушки. У ворота рубаха была разорвана, а низ, заправленный под поясом в брюки, отвис и топорщился. Васька с разбегу бросился ничком на солому и, поперхнувшись застрявшей в горле ватрушкой, закашлялся. Игнат быстро и крепко схватил его за руки, скрутил их и вывернул. В его медвежьей хватке Васька сразу обмяк, стал покорным и тихим. Его повернули на спину, расстегнули ремень и из-под пропитанной потом, грязной сатиновой рубахи вытащили шесть еще теплых, только недавно вынутых из печки ватрушек. Лежа на спине, Васька с трудом поворачивал челюсти, стараясь поскорей проглотить неразжеванную ватрушку.
— Ну и жук же ты, Васька! Смотри пристрелю, коли будешь еще своевольничать, — пригрозил ему Павел Михайлович, отбирая и возвращая хозяйке ватрушки. — С голодухи он, бабонька. Молод… Пообтерпится — просить прощения придет. А пока пусть сидит связанным, из рук кормить будем. Потом сам спасибо нам скажет. С голодухи от еды заболеть можно.
Весть о пришельцах в тот же вечер в Уюк привез посыльный с медом. В Ключишную заимку пришла подмога. Пять дней путники отсыпались и отъедались, понемногу приходя в себя, а на шестой, набравшись сил, тронулись с новыми людьми вверх по сухому руслу. Просеку расчистили в стык, а сверху от одинокой сосны к заимке протянули тахеометрический ход. Через две недели вся работа была закончена, и Павел Михайлович, сидя в просторной избе сельсовета, давал полный расчет старым и новым рабочим.
Пришел черед получать заработанные деньги и Ваське. Инженер внимательно посмотрел на парня.
— Тебе, жуку, и денег давать бы не надо! — глухо, с усмешкой, проговорил он.
Васька покраснел и опустил над столом голову.
— Не дадите — не надо. Ваша воля. Дали бы мне только вон ту маточку, что у вас в сумке на цепочке висит и в потемках светится. С ней на охоту ходить сподручней, — тихо и робко попросил Васька.
— Ишь ты жук какой! — вмешался Игнат, — знает, что хорошо и что плохо!
— Ну, какой же я жук? — запротестовал Василий.
— А такой! Его тронешь, а он лапки подожмет и мертвеньким притворится. Вроде тебя! — вставил Тимофей.
— Не с разума же плохое я делал. Думал, не выдюжу, — виновато оправдывался Васька.
И на его лице медленно расплывалась кривая, горькая, чуть не до слез улыбка. Вспоминать прошлое Ваське было противно.
— А со стороны смотреть — ты жуком выглядел, — тихо сказал Игнат и покачал с недоверием головой.
Павел Михайлович задумался и, посмотрев в серые, подернутые влагой Васькины глаза, махнул рукой.
— На, забирай и деньги, и матку. На пользу пойдет, — Л добром помянешь.
Васька, не считая, взял деньги и, сказав тихо: «Спасибо>, уступил место Игнату, а сам пересел в угол с зажатой в кулак маленькой маткой. В полутемном углу он долго следил за движением светящегося конца магнитной стрелки, пока тот не остановился между светящимися буквами — С и В. Тогда он тихо прошептал: «северо-восток» и еще крепче сжал в кулаке маленький компас.
— Вы, что же это, милостивый государь, полевые журналы с «жуками» почтой присылаете? — укоризненно говорил начальник геодезической партии Алексей Владимирович, нервно шагая между рядами столов.
Низенького роста, коренастый и физически удивительно крепкий для своих пятидесяти лет, Алексей Владимирович не утратил юной любви к полевым геодезическим работам и сохранил выработанный с годами в долгих переходах необычный для низеньких людей длинный шаг. Заложив за пуговицу на борту пиджака четыре пальца правой руки, а левую руку сунув в карман, он неожиданно обернулся и остановился перед сидящим на табурете молодым парнем.
