Без дорог - [41]

Падун мгновенно промелькнул перед глазами и скрылся за выступом траппов. Лодка продолжала нестись в стремнине. Неожиданно она сделала скачок, точно спрыгнула со ступеньки, на миг задержалась, погрузившись по край борта в воду, но под сильными ударами Васиных весел снова выскочила на струю и понеслась по течению.

Вася перестал грести и посмотрел на Еремея. Еремей отложил рулевое весло и кружкой стал вычерпывать воду. Гул стих, водоворот отнес лодку в спокойную заводь.

Так прошли порог напроход, но старая лодка треснула и дала течь. Пришлось лодку и вещи вытаскивать на берег. Еремей достал паклю и мох.

— Вот она неладная! — бормотал он, осматривая лодку, — плохо с одним глазом потрафил, а все вы, Юрий Константинович, виноваты, на падун загляделись. Видно, стекляшки глаза моего не заменят? Не годен я в лоцманы, — и он с силой стал заталкивать топором паклю и мох в щель.

Пока Еремей возился с лодкой, Юрий с Василием отправились вдоль берега назад к Долгому порогу. Идти пришлось под нависшими утесами по узкой каменистой площадке у самой воды. До падуна шли больше часа. А на лодке пролетели так быстро! В округлом циркообразном расширении между двумя утесами с огромной высоты срывался поток. От нескольких каскадов образовалась белая пена и вместе с водой шумно срывалась в Чуну. Среди огромных прибрежных камней река стремительно несла в бурунах темные, иссиня-бурые воды.

На середине, где торчали из пены едва заметные камни, поперек реки к другому берегу тянулись три вала бурлящих вод. Ступенчатый сброс под водой был заметен на глаз. С его верхней обманчивой глади вода срывалась в клокочущий котел. Там, крутясь в бурунах и плескаясь в разные стороны, вода вместе с пеной прорывалась в широкое русло. Это русло с бурлящей водой тянулось между каменными глыбами и мелкими прибрежными заводями не менее километра. Очевидно, поэтому порог и назывался Долгим…

Чтобы лучше его разглядеть, Юрий и Вася забрались на каменный выступ. От холодного падуна летела мелкая пыль и оседала на плитах. Под ногами было скользко, а в воздухе сыро и холодно. Вдруг Вася дернул за руку Юрия.

— Смотрите! Смотрите! В пороге лодка! И за ней вдалеке вторая идет!

— Безрассудные! Почему не спускаются на бечеве?! Смотри! Смотри! Лодку перевернуло! Ты видишь ее?! Нет?

— Она за теми валами, в котле, — ответил Василий.

Лодки еще раз промелькнули в пороге и исчезли. Юрий и Василий старались их разглядеть, но солнечные лучи осветили пенистые буруны так, что они резали глаза и в них ничего не было видно. Юрий досадовал на себя, не знал, как помочь людям и предостеречь их от гибели. Юноши молча отправились назад.

Когда они возвратились, Еремей сидел верхом на опрокинутой лодке и, сняв шапку, торопливо крестился. На середине реки, в самом стрежени, неслась одинокая лодка и в ней с шестами в руках на коленях стояли два человека. А в тихую заводь обратным течением прибивало щепки и доски — остатки другой, разбитой о камни лодки.

— Видишь?! Наверное, в самый котел угодили, а тех пронесло…

— А помочь разве нельзя было? — тихо спросил Юрий.

— Какое! В этом, пороге бревно стоймя в воде кило- метр несет и вертит! И зачем на рожон лезли?! Бечевничали бы, коли порога не знают! Видно, народ такой непутевый, может уголовные. А помянуть все-таки надо! — Еремей еще раз перекрестился и надел шапку.

До порога Дурака сплавлялись с остановками. Лодка текла и приходилось часто вычерпывать воду. Но в порог напроход не поплыли.

— Он хоть Дурак, а не потрафишь, в нем останешься! С бечевой возле берега безопасней, — заявил Еремей и подгреб к берегу. Он все меньше надеялся на свой единственный глаз.

ОШИБКА

Реки Чуна и Бирюса, образующие после слияния самый нижний приток красавицы Ангары реку Тасееву, берут начало в отрогах Саян и текут почти параллельно в северо-западном направлении. Пересекая предгорья и западную часть Восточно-Сибирского плоскогорья, на своем тысячекилометровом течении они образуют много шумных быстрин и порогов.

В нескольких километрах ниже порога Дурака, на равнинном берегу Тасеевой, при впадении в нее речушки Усолки, в широкой, уходящей к Енисейскому кряжу котловине расположилось старинное сибирское поселение — Усть-Усольское.

Бездорожные, уцелевшие от пожаров леса, непроходимые лома и старые гари, резко расчлененный сухими рассохами и долинами мелких рек рельеф, сложенный силурийскими пестроцветными песчаниками и прорезающими их траппами, не способствовали заселению этих мест, и они сохранили нетронутым девственный колорит, который присущ местам, отдаленным от железных и шоссейных дорог и судоходных рек.

Только с наступлением зимы, когда устанавливался санный путь, Усть-Усольское оживлялось пришлым народом с конными обозами. Через Тасееву на Ангару и далее на золотые прииски Средней и Нижней Тунгуски вел зимник.

По зимнику на Север, к приискам и пушным базам, в метель и стужу подводчики гнали обозы с провизией, горючим, машинами, одеждой и текстилем. С Севера везли пустую тару, золото и меха. Но как только на Тасеевой появлялись первые полыньи, оживление прекращалось. Проезжий люд оседал либо на Севере — на приисках, либо на юге — у железной дороги, а усольцы, получив расчет за «обозные дела>, принимались за сельское хозяйство. Поля на пологом левобережье и на большом острове были не обширны. Но умело ухоженные, они давали хорошие урожаи озимой ржи, сибирской пшеницы и яровых.