Без четвертой стены - [63]
Поездку в главк отложи, лучше получи взыскание, но театра сейчас не оставляй. Я предполагаю подоплеку этого вызова. Не страшно. Да! Воображаю, с каким видом читал твой приказ «поставить на вид» Егор Егорович. Первый нарушитель! Стоит, чешет затылок и про себя поносит, на чем свет держится, заведующего труппой. Нет, мне этот дисциплинарный педантизм Валдаева положительно нравится.
Не теряйте, друзья, бодрости духа, есть уже в нашей жизни что-то такое, чему многие могут позавидовать. В искусстве так: если у художника уменьшается число завистников, значит, у художника что-то неблагополучно.
Спасибо тебе за все, дорогой друг.
Олег».
«Олег Красновидов — Ангелине Красновидовой.
Лина, твой вопрос в день прощания меня серьезно озадачил. Я не привык к околичностям и знаю, как моя откровенность неправильно порой истолковывается. Поверь, она не от жестокосердия. Условности жизни воспитали в наших характерах обтекаемость: не в лоб, а вокруг да около. Я считаю это качество зловредным, а для художника и опасным. Люблю ли я тебя? Наверное, нет. Любил. Точнее, был влюблен. Последние месяцы, а особенно в Крутогорске, отняли у меня и это. Любовь — в первую очередь слияние душ. Было ли такое слияние между нами? Ответь сама. Влюбленность, мне кажется, чувство эмоционально-плотское. Очень сильное чувство, но способное иногда души не затрагивать. И скоропреходящее. Я с т а л с т о б о й о д и н о к, но ты этого даже не замечала. Мы живем порознь, как я теперь вспоминаю, давно. Очень давно. Все мои, пусть слабые, попытки добиться нерасторжимого родства успехом не увенчались, а я без этого не могу. Вероятно, душевная близость возникает сама собой, искусственно ее не создашь, тут нам с тобой не повезло. Я не говорю последнего слова, потому что такие вещи решаются обоюдно».
(Письмо не отправлено.)
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Увозили составы золото людское, молодость и боевой задор в далекую даль, в нехоженые степи, где только ветер, да солнце, да небо без туч.
В бой за новую житницу.
На составах во весь вагон красные полотнища:
«Целинный хлеб народу!», «Вспашем, освоим, преобразим».
«До свиданья, мама, — вырывается песенный мотив из окон вагона. — Не горюй, не грусти, пожела-ай нам доброго пути-и-и…» Эхом ударялось в придорожный ельник: «…ути-и-и».
Ехали механики, ехали строители, агрономы, комбайнеры. Оставляли хаты в белых облаках яблоневого цвета, продавали за полцены живность, покидали родные города, любимых, оставаясь с тем, что уместится в рюкзаке за плечами.
Ехали директора не названных еще совхозов, изучали, распластав на коленях карты, новое свое местожительство: вот она, область, вот район. А вот… постой, а где же ты, мой будущий совхоз? Да на земле ли это? Сплошное желтовато-белое пятно, изломанная непонятная геометрическая фигура с масштабом в десятки тысяч гектаров лежит на голом месте. До ближайшей чабаньей юрты километров полтораста, до Кустаная — четыреста. И все степью, ровной, без вешки, без придорожного камня.
Как на Луне. Ау-у! Кто-нибу-у-удь! Слился голос со свистом ветра и пропал, бессильный, улетел за горизонт, ничье ухо его не услышит. Разве только волчье.
Были маловеры, каркали: мертвая земля, древний океан, соль, ракушечник, суховей — ни хрена не уродит.
Были горлопаны: на одном энтузиазме замесим пышные караваи! Что нам солончак, какой там суховей? Решили? Урра-а! Даешь! И никаких гвоздей!
А гвоздей и впрямь нет. И досок нет. Отстало продовольствие, с водой перебои.
Сверху жмут: план давай! А чем давать, как давать, никто не разберет.
Погодите, орлы. Новое всегда жмет, теснит, обминается. Будет вам день разойтись, развернуться, будут вспухать-кипеть на ладонях мозоли, загорятся щеки от святого пота.
Вся страна всколыхнется, создаст могучий тыл, отладит, отгрузит. Подсобит вам в ратном подвиге.
Вырываются вперед первые герои целинной пашни. Строго и гордо смотрят с плакатов Михаил Довжик, Иван Лихобаба. Дайте срок, богатыри, будут и другие рядом с вами красоваться — плакатов не хватит.
Едут составы, мчат транзитом: Большая земля — Целина. Пестрят передовицы газет заголовками:
«Создать на целине культуру быта, труда и отдыха», «Артисты, отдайте свой талант великому почину!», «Трудовому фронту не быть без фронта культурного!»
Дайте срок, зазвенят под синим небом стихи и песни — про вас, ребята, про эти степи, про желтый колос и новые, с гвоздика, села. Дайте срок.
Первое целинное лето одарит вас щедро.
Но своенравна целина и капризна.
КАРТИНА ПЕРВАЯ
Один сердитый казах сказал: «Взбесившаяся степь всегда приносит смерть».
Ураган — беда неотвратимая. Попавший в эту беду каким-то шестым чувством постигает, что спасение от нее — случайность исключительная и почти невероятная.
На этот раз степь взбесилась.
Катафалк, предоставленный в распоряжение Красновидова и его группы на время гастролей, был на рейсе Викторовка — Аманкарагай. Пылевая буря застигла их вскоре после того, как шофер Святополк сошел с ненаезженной, чуть обозначавшейся следами колес дороги на степной «простец» и пустился напрямик, желая сократить расстояние.
