Без четвертой стены - [4]
Аккуратно, к десяти часам утра актеры и сотрудники театра явились на репетицию… Стояли группками, поодиночке, смотрели на остовы стен, на груды кирпича и горелых бревен, переговаривались между собой, как на панихиде. Плакали.
КАРТИНА ВТОРАЯ
Состояние Красновидова внушало тревогу. Неделю метался в горячечном бреду, кричал, что ему выжигают глаза. Он лежал в одиночной палате. К нему никого не пускали.
Узнав о бедствии, постигшем театр, и о болезни мужа, Ангелина Потаповна спешно возвратилась из гастролей. Несколько дней подряд она осаждала кабинет главного врача, но безрезультатно. Отчаявшись, позвонила ему вечером домой:
— Мы не виделись месяц, вы должны понять. Я ничего не буду говорить ни о делах, ни о пожаре, только войду на две минуты. Профессор, это принесет ему облегчение, мы всегда так тяжело расстаемся…
Профессор почувствовал, что остановить ее нет возможности, и сдался:
— Хорошо, на две минуты. Приходите.
Появление Лины в палате не подействовало на Красновидова никак. Когда она села на койку и поцеловала его в лоб — «ох, какой он горячий», — Олег Борисович, уставившись неподвижными глазами в потолок, спросил:
— Ты уже знаешь?
Ангелина Потаповна бросила украдкой взгляд на профессора и быстро проговорила:
— Нет, дорогой, я ничего не знаю, а тебе нужен покой, ты скоро поправишься и будешь молодцом. Я принесла тебе фрукты. Доктор, ему можно фрукты?
Наступила пауза. Тяжелая и напряженная. В уголке правого глаза мужа Ангелина Потаповна увидела слезу.
— Театра нет, — сказал он, мучительно заставляя себя улыбнуться. — Я все видел. Выдающийся спектакль. О-ча-ро-вательное зрелище: огонь, мороз и дождь одновременно. Так не бывает.
Врач осуждающе смотрел на Ангелину Потаповну.
— Олег, я привезла тебе дивные подтяжки. Такие есть только у Валдаева. Ты мне говорил, что тебе тоже хотелось такие.
— Но Валдаева уже нет, — безразличным тоном процедил муж. — Ничего нет. Никого нет, одна ты есть, чудом сохранилась, — он сложил губы трубочкой и по-детски чмокнул, точно поцеловал воздух. — А теперь иди. Иди, меня полечат, и тогда мы увидимся. Мне надо побыть одному.
— Олег, милый, я…
— Иди, Лина.
Врач тронул ее локоть. Визит окончился.
Первое, что Красновидов увидел, придя в сознание, были стакан с термометром и сидящая возле койки на табурете девушка-санитарка. Санитарка с некоторым удивлением, как ему показалось, смотрела на него, потом дрогнувшим голосом спросила:
— Больной, как вы себя чувствуете? — И покраснела.
Красновидов ответил:
— Лучше, чем вчера. — И спросил, почему она покраснела.
— Потому. Целую неделю была жуть сплошная. Бредили. Жар.
— Бредил?
— Ага. Все Веру Тимофеевну поминали.
— А вас как звать? — спросил Красновидов.
— А меня Стрелкой, — помедлив, ответила санитарка и зарделась. — Смешное имя, правда?
— А по паспорту? Есть паспорт?
— Есть, месяц назад получила. Тоже Стрелкой.
— Ну что ж, красивое имя.
— Ага.
— И что, так все время около меня и дежурила?
— Посменно, конечно. С Олей. Та в институт готовится, в медицинский.
— А ты?
— А я подрабатываю. Семья у нас. Бабка старая и три братика. Отца на войне, под Кенигсбергом… это… в обе ноги и в руку. Три года почти в госпитале, в люльке. А умер от туберку…
«Пожар!» Сознание его снова начало тонуть в мутной пелене. Он уже не слышал, как в палате рокотал его голос: «А пожарные-то опоздали! Яшу спасите, Яшу!»
— Больной! — звала растерянная санитарка. — Очнитесь! — Привела его в чувство. — Ну вот, вы опять. Прямо хоть плачь.
— Нет, нет, Стрелка… в порядке, — он отогнал от себя серую липкую паутину видения. — Я больше не поддамся.
— Ну, смотрите. Думайте о чем-нибудь хорошем, и вам будет лучше. Пойду за обедом. — Она в войлочных тапочках, и шагов ее в палате не слышно. От дверей показала кулачком: «Держаться!»
Красновидов заставил себя думать о хорошем. Голова кружилась, как после тяжелого похмелья, грудь теснило, в ушах стоял неумолчный шум. И все время поташнивало. Стоило только на секунду закрыть глаза — и его опять уносило в сумасшедшую явь пожара. Надо лежать с открытыми глазами, решил он. Не поднимая головы с подушки, огляделся. Увидел на стене акварель в белой рамке. Лесной пейзаж. И речушка. Заливчик такой, и на берегу заливчика кто-то сидит. Один или двое, он не мог разобрать. Верхушки леса светлые, прозрачные, облитые предзакатным солнцем. Подумал: «Хорошо там, у речушки. Туда бы». В окно, застревая в тюлевой занавеске, лился ровный, спокойный свет. В палате было мирно, нежарко. И одиночество казалось приятным. Ничто не напоминало больницу, разве только термометр в стакане. И обрадовался тому, что жив. Слышит. Ощущает. Но глаза еще очень хотелось закрыть, они устали уже, утомилась, увидев сразу так много. Олег закрыл их на миг, и сразу все исчезло. Потянуло опять, потяну-уло в непроглядную темень, в носу терпко, гадко запершило от дыма, затрещало в ушах, и возник вдруг плачущий главный режиссер, медведем навалился на Красновидова.
— Больной! Больной! — проступило сквозь треск и грохот. — Ну вот, вы опять…
Стрелка принесла обед. Поила его из маленького белого чайничка бульоном, отщипывала ломтики хлеба и совала ему в рот, потом с ложки кормила рисовой кашей и давала запивать компотом. Приговаривала:
Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Старого рабочего Семеныча, сорок восемь лет проработавшего на одном и том же строгальном станке, упрекают товарищи по работе и сам начальник цеха: «…Мохом ты оброс, Семеныч, маленько… Огонька в тебе производственного не вижу, огонька! Там у себя на станке всю жизнь проспал!» Семенычу стало обидно: «Ну, это мы еще посмотрим, кто что проспал!» И он показал себя…
Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.
Имя Льва Георгиевича Капланова неотделимо от дела охраны природы и изучения животного мира. Этот скромный человек и замечательный ученый, почти всю свою сознательную жизнь проведший в тайге, оставил заметный след в истории зоологии прежде всего как исследователь Дальнего Востока. О том особом интересе к тигру, который владел Л. Г. Каплановым, хорошо рассказано в настоящей повести.
В романе «Мужчина в расцвете лет» известный инженер-изобретатель предпринимает «фаустовскую попытку» прожить вторую жизнь — начать все сначала: любовь, семью… Поток событий обрушивается на молодого человека, пытающегося в романе «Мемуары молодого человека» осмыслить мир и самого себя. Романы народного писателя Латвии Зигмунда Скуиня отличаются изяществом письма, увлекательным сюжетом, им свойственно серьезное осмысление народной жизни, острых социальных проблем.