«Бесы» вчера и сегодня - [16]
Немало отрицательных отзывов оставили К. Маркс и Ф. Энгельс о самом Нечаеве. «Нечаев оказался простым прохвостом»>{32}, — пишет Энгельс Марксу 6 июля 1870 года. И называет Нечаева «негодяем»>{33}. «Всё, что этот Нечаев распространяет в европейской печати о своих подвигах и страданиях в России, — беззастенчивая ложь. Доказательства у меня в руках. Даже имя этой личности не заслуживает упоминания»>{34}, — пишет Маркс Наталии Либкнехт 13 января 1871 года.
Как видно из романа, Достоевский «не ошибался в своей отрицательной оценке ультраанархистской сущности самой нечаевщины. Его оценка отчасти совпадала в этом отношении даже и хронологически, с той оценкой, которую дали этой организации Маркс и Энгельс, но, конечно, он даже не подозревал об этом»>{35}.
Интересно сопоставить приведённые выше высказывания Маркса и Энгельса о Нечаеве с мнением одного из главных героев романа «Бесы» — Николая Ставрогина о прототипе Нечаева Петре Верховенском:
«Ну, Верховенский, я в первый раз слушаю вас, и слушаю с изумлением, — промолвил Николай Всеволодович, — вы, стало быть и впрямь не социалист, а какой-нибудь политический… честолюбец?»>{36}
Таково же мнение о Верховенском другого героя романа Ивана Шатова: «Кого же я бросил? Врагов живой жизни; устарелых либералишек, боящихся собственной независимости; лакеев мысли, врагов личности и свободы…» И говорит об организации Верховенского: «А главное, везде мерзавцы, мерзавцы и мерзавцы!»>{37} Да и сам Пётр Верховенский признаётся Ставрогину и позже подтверждает в порыве откровенности: «Я ведь мошенник, а не социалист, ха-ха! <…> Мошенник, мошенник <…> Мы провозгласим разрушение… Мы пустим пожары… Мы пустим легенды…»>{38}
Энгельс писал Т. Куно 24 января 1872 года: «Нечаев <…> либо русский агент-провокатор, либо, во всяком случае, действовал как таковой»>{39}. Николай Ставрогин в романе и некоторые другие герои также предполагают, что Верховенский на самом деле агент-провокатор: «А слушайте, Верховенский, вы не из высшей полиции, а?»>{40} — спрашивает Верховенского Ставрогин.
В письмах 1870–1873 годов Достоевский неоднократно разъясняет и комментирует идейно-философскую концепцию романа. Вот что он пишет в письме наследнику престола А. А. Романову (будущему императору Александру III) в феврале 1873 года, посылая ему экземпляр своей книги «Бесы»:
«Это почти исторический этюд, которым я желал объяснить возможность в нашем странном обществе таких чудовищных явлений, как нечаевское преступление. Взгляд мой состоит в том, что эти явления не случайность и не единичны <…>. Эти явления — прямое последствие вековой оторванности всего просвещения русского от самобытных начал русской жизни. Даже самые талантливые представители нашего псевдоевропейского развития давным-давно уже пришли к убеждению совершенной преступности для нас, русских, мечтать о своей самобытности <…>. А между тем главнейшие проповедники нашей национальной несамобытности с ужасом и первые отвернулись бы от нечаевского дела. Наши Белинские и Грановские не поверили бы, если б им сказали, что они прямые отцы Нечаева. Вот эту родственность и преемственность мысли, развивающуюся от отцов к детям, я и хотел выразить в произведении моём»>{41}.
Цесаревич Александр Александрович
— будущий император Александр III Миротворец (1881–1894) в мундире лейб-гвардии Атаманского полка, шефом которого он был. 1867 г.
Таким образом, Достоевский обращает внимание наследника, что в своём романе, как и во многих других своих работах, он говорит о вредоносности западнического пути развития для России, и что Нечаев и его соратники всего лишь ученики тех, кто призывает подделываться под европейские идеи и тенденции и отвергает самобытный путь развития России.
Нечаевщина, как и современные ей ультралевацкие организации, выступающие под социалистическими и даже коммунистическими лозунгами, сыграла на руку правым силам, — самым ярым противникам рабочего движения. Впервые в русской истории по указанию царя в газетах публиковались все судебные документы, связанные с деятельностью «Народной расправы» и её членов. Это было сделано с целью компрометации русского революционного движения. Отчасти цель была достигнута. Нечаевщина вызвала отвращение в русском обществе. Цель и методы, которыми её активисты добивались выполнения своих «революционных» планов, были неприемлемыми для большинства граждан.
В ходе судебного процесса выяснилось, что большинство из членов нечаевской организации не знали о «Катехизисе», не были знакомы с настоящей «революционной» программой Нечаева, и руководили ими действительно благородные цели народного освобождения. Он и тут обманывал своих товарищей.
Дело нечаевцев, как уже отмечалось, стало для Достоевского толчком к идее создания романа «Бесы». Впервые о революционно настроенной организации студентов писатель узнал задолго до известного убийства студента Иванова — из рассказов Ивана Сниткина, брата его жены Анны Григорьевны, который приехал к ним в Дрезден, куда семья перебралась из Женевы. Гость учился в Петровской академии, лично знал активиста студенческого протеста Ивана Иванова и увлечённо рассказывал о молодёжном движении, о спорах, которые возникали между товарищами по борьбе, об их целях и задачах. Сопоставляя эти рассказы с теми идеями переустройства общественной жизни, которые витали в Европе, писатель стал опасаться, что «эти» европейцы с их социализмом, атеизмом, то есть с отрицанием Христа и традиций, окажут негативное влияние на Россию, на её молодёжь, станут ей дурным примером. Достоевский видел опасность такого подражания. Ему хотелось разобраться, предостеречь. Так появилась идея создания романа о российском молодёжном движении. Он стал интересоваться студенческими делами в России, а узнав об убийстве Иванова, попросил присылать ему материалы судебного дела и безотлагательно принялся за работу над романом.
