Бесы. Приключения русской литературы и людей, которые ее читают - [59]

Квасник же с Бужениновой продолжили жить в браке и даже родили двух сыновей. Я была рада узнать, что для них все закончилось относительно хорошо. Перед сном в моей голове промелькнуло смутное ощущение, что у меня с этими двумя шутами есть нечто общее: опыт их жизни при дворе Анны Иоанновны в некотором смысле напоминал мой собственный опыт работы на «Нью-Йоркер».

* * *

В Нью-Йоркской публичной библиотеке есть оригинальное издание книги Георга Вольфганга Крафта 1741 года «Description et représentation exacte de la maison de glace» с рисунками и архитектурными планами. Немец по происхождению, физик из Российской академии наук, Крафт проектировал некоторые технические детали дворца, в том числе ледяные пушки, которые заряжались настоящим порохом и стреляли ледяными ядрами на шестьдесят шагов, и гигантского полого ледяного слона с ледяным, одетым в персидскую форму солдатом на спине. Слон, соединенный трубами с Адмиралтейским каналом, выпускал из хобота воду на семь метров вверх. По вечерам воду заменяли на горящую нефть. Слон весьма реалистично ревел благодаря сидящему внутри трубачу.

Шестиметровое сооружение спроектировал обучавшийся в Италии архитектор и градостроитель Петр Еропкин, и оно было установлено прямо на замерзшей Неве. Ледяные плиты «цементировались» водой, они сразу же сплавлялись воедино, и поэтому казалось, что законченное строение создано из монолитной глыбы прозрачного голубоватого камня. Кроме пары игральных карт, вмороженных в ледяной стол, все во дворце было сделано изо льда; некоторые предметы выкрасили, чтобы придать им сходство с другими материалами. В спальне находились туалетный столик, «зеркало», кровать с балдахином, подушки, одеяла, домашние туфли и ночные колпаки. На полках и столах стояли чашки, блюдца, тарелки, столовые приборы, бокалы, статуэтки и даже прозрачные карманные и настольные часы с крашеными шестеренками и механизмами. По вечерам ледяные свечи в ледяных канделябрах и ледяные бревна в ледяных каминах обрызгивали нефтью и поджигали. Они ненадолго вспыхивали, но не таяли. Рядом с дворцом стоял крошечный домик из ледяных бревен – действующая русская баня, в которой Квасник и Буженинова совершили предбрачное омовение паром.

Из Крафтова описания я хорошо представляла, как должен выглядеть ледяной дворец. Но реальное сооружение оказалось одновременно и крупнее, и мельче, чем я ожидала; что-то комическое было в факте его существования воочию, оно буднично стояло на площади – с пилястрами и балюстрадами на фасаде. Компактное, барочное, прозрачное, оно походило на призрак некого общественного здания.

Ледяной слон Крафта был воссоздан, но без трубача и горящей нефти. Вместо этого по встроенной в его спину лестнице с решительным видом карабкались детишки, они сидели примерно там же, где восседал персидский солдат, и скатывались вниз по хоботу, превращенному в детскую горку.

Конторка организаторов располагалась в стоящем сзади трейлере. На стенке висели фотокопии Крафтовых гравюр. Обогреватель сломался, и все сидели в толстых пальто. Один из директоров по имени Валерий Громов провел для меня экскурсию по дворцу. Горжусь, что не забыла спросить, кто сделал дверные ручки. Он уставился на меня: «Какие дверные ручки?»

Все внутренние стены и предметы мебели в первой комнате были прозрачными или – в тех местах, которые подтаяли и заново замерзли, – молочно-голубыми. Исключение составляли три игральные карты, вмороженные в лед вместе с городским телефонным справочником (издатель был в числе спонсоров). Обстановка второй комнаты, как объяснил Громов, – это «импровизация на свадебные темы», поскольку Крафт рисунками не обеспечил. На окне стоял амур – возможно, аллюзия на парад 1740 года, где фигурировал паж, одетый «рыдающим купидоном» и оплакивающий внешнюю неприглядность новобрачных. Скульптура, которая оказалась мраморным ангелом эпохи Возрождения, была вылеплена из снега, как и две певчие птицы размером с альбатросов, сидящие на двух сердцах. В углу высился огромный свадебный торт, а на него со своего трона бесстрастно взирала поблескивающая, словно голограмма, голубоватая фигура Анны Иоанновны в натуральную величину.

В третьей комнате располагалось то самое злополучное ложе с балдахином, похожим на замерзший водопад. Пара ледяных домашних туфель стояла на ледяной напольной подушечке. Я присела на кровать. Как и ожидалось, она была твердой и холодной. «Каков алтарь Гименею? – риторически вопрошал Лажечников о ее прототипе. – На что ни садятся, к чему ни прикасаются, все лед».

Громов сказал, что Лажечникова он оценивает весьма критически. «Его книга – это искусство, а мы работаем с историей. Все происходило на самом деле. Только не с карликами, а с обычными людьми». Это он намекал на расхожее заблуждение, будто Квасник и Буженинова были карликами: ледовый дворец вошел в историю как кукольный дом для одушевленных игрушек амазонки Анны.

Из опочивальни мы прошли в баню. По полу, хватаясь за стены, скользили двое подростков. «Пол почему-то стал скользким», – заметил Громов. Одному из подростков тем временем удалось зацепиться за косяк и выбраться.