Бесы. Приключения русской литературы и людей, которые ее читают - [57]

Люба меня убьет, подумала я.

– Летчики, – прошептал старичок, ставя чемодан в конце темного прохода. – У нас их много. Славные ребята. – Он трижды показал, как запирается и отпирается дверь. – Вам лучше запирать дверь на ночь и оставлять ключ в замке.

Комната была выкрашена в бледно-зеленый цвет, стояли две складные койки, платяной шкаф, стол и два стула. С потолка свисала люстра, но не по центру, а почти в углу, словно спящая летучая мышь. («Может, птицей, что в силки твои попала этой ночью роковой, оказалось мое сердце? – как писал бессмертный Навои. – Или то была не птица? Мышь летучая была?») Натриевое освещение за эркерным окном окрашивало в тускло-розовый цвет все вокруг: улицу, подъезды, вихрящийся снег. Редкие одинокие фигуры русских в бесформенных меховых пальто и шапках торопливо шагали по тротуарам, не отрывая глаз от земли.

Я подумала было лечь спать, но сначала хотелось принять душ, а идти в общую душевую всего в паре футов от летчиков и их телевизора мне не хватало решимости. Снова надев пальто, я отправилась на прогулку.

– Добрый вечер, – выходя, сказала я летчикам.

– Добрый вечер, – откликнулся один из них.

С каналов дул пронизывающий ветер. Из каждой ниши и с каждого фронтона сердито смотрели вниз антропоморфные статуи, под каждым портиком закатывали глаза атланты и кариатиды. Петербург – жуткое место. В романах про убийства он часто выступает местом действия[17]. Кроме того, здешняя вода из-под крана чревата лямблиозом. Памятуя об этом, я зашла в магазин купить воду в бутылке и, заразившись от летчиков, полулитровую банку «Балтики». В очереди передо мной стояли двое мужчин с небритыми испитыми лицами. Они оба покупали шоколадные конфеты с розами и нотами на коробке.

– И мишку, – зарычал один из них на продавщицу, которая апатично протянула ему огромного, печального серого плюшевого медведя. Только тут я заметила картонные украшения и вспомнила, что завтра – Международный женский день. Мужчины расплатились за конфеты и запихнули их в куртки. Купивший медведя засунул его под мышку.

Вернувшись в хостел, авиаторов я не обнаружила. Приняла душ. Наконец согревшись, остаток вечера я провела, попивая ледяное пиво и читая на койке «Анну Иоанновну» – написанную Евгением Анисимовым полную биографию императрицы, решившей поженить своих шутов в доме изо льда.

Об Анне Иоанновне русские сегодня помнят только то, что она любила шутов, карликов и немцев – все они вошли в ее биографию еще на раннем этапе. В 1710 году, когда Анне было семнадцать, ее дядя Петр Великий решил выдать ее замуж за Фридриха Вильгельма, германского правителя небольшого герцогства Курляндия: этот стратегический союз создавался, чтобы усилить поддержку Курляндии против больших соседей – Пруссии и Польши. На свадебном пиру царь разрезал кортиком два пирога. Из каждого выскочила нарядная карлица, и они вдвоем станцевали менуэт прямо на столе. На другой день Петр принимал гостей еще на одной свадьбе – женился его любимый карлик, и на свадьбу съехались сорок два карлика из разных уголков империи. Некоторые иностранные гости усмотрели в этой двойной организации свадеб определенную симметрию: одна свадьба – между двумя маленькими людьми, другая – между двумя пешками в великой игре европейской политики.

На обратном пути в Курляндию юноша-герцог скончался от алкогольного отравления. Вечером накануне отъезда он решил – надо сказать, весьма опрометчиво – состязаться в пьянстве с Петром. К ужасу как самой Анны, так и родителей ее супруга, Петр не позволил юной вдове вернуться в Россию, дабы не поколебать баланс сил в Европе. Анна написала своей семье триста с лишним писем, где говорила о желании снова выйти замуж, но дядя из политических соображений отвергал всех претендентов.

Петр умер в 1725 году. А еще через пять лет скончался его последний прямой наследник мужского пола, четырнадцатилетний Петр II. К своему удивлению, тридцатисемилетняя Анна вдруг оказалась императрицей. В феврале того же года она вернулась в Россию в сопровождении своего давнего любовника, герцога Эрнста Иоганна Бирона. Говорят, накануне их приезда странное сияние окрасило небеса над Москвой в кроваво-красный цвет: огромный багровый шар, размером и яркостью похожий на луну, появился на небе и медленно сел за горизонт.

Появление новой императрицы – двух с лишним метров ростом и под сто тридцать килограммов весом – особых надежд не вселяло. «Так была велика, когда между кавалеров идет, всех головою выше, – вспоминала одна из придворных, – и чрезвычайно толста». Почти ежедневно она обедала с Бироном, его молодой горбатой супругой Бенигной Готлиб фон Тротта-Трейден и тремя их детьми, младший из которых, по слухам, был на самом деле сыном Анны. О Бироне известно немного. «Он не что иное был, как башмачник, на дядю моего сапоги шил», – писала о нем в мемуарах другая придворная. Правление Анны сегодня называют бироновщиной, эпохой Бирона.

Больше всего на свете Анна любила развлечения. Будучи императрицей, она приказала разыскать стареющих подруг своей матери и доставить их ко двору, поскольку в детстве была впечатлена их разговорчивым нравом. Если оказывалось, что кто-то из них уже умер или слишком стар для поездок, она требовала найти замену. «Поищи кого-нибудь, чтобы похожа была на Татьяну Новокрещенову, – наставляла Анна камергера. – Мы таких жалуем, которые бы были лет по сорока и так же б говорливы, как та, Новокрещенова». Одна придворная вспоминает о первой встрече с Анной: «Взяла меня за плечо так крепко, что ажио больно мне было… и спросила: „Какова я толщиною – с Авдотью Ивановну?“» До смерти перепуганная придворная ответила: «Нельзя, матушка, сменить Ваше величество с нею, она вдвое толще». Довольная ответом, Анна приказала новой подруге: «Ну, говори!» – и заставила ее вести многочасовую беседу.