Бестолковая святая - [18]

Теперь я проявила инициативу, пожелав выяснить, как мой муж проводит время до 19.30 вечера. Вдруг, если я брошу думать только о себе, меня осенит и я окажу Пьеру профессиональную помощь. Как знать. Хорошие жены уделяют много времени и сил профессиональному росту своих мужей, это всем известно. Подумать только, целых пятнадцать лет я исходила из принципа, что раз Пьер ничего не говорит мне о своей работе, то, значит, не испытывает в этом необходимости. Какой эгоизм! Сложив губы сердечком, я поинтересовалась, что именно представляет собой его фонд. Увы, мой муж сказал, что слишком устал для скучных объяснений, и включил телевизор.

Надо признаться, все это не располагало к любовным играм. Я сделала попытку воспламенить отца своих детей лобовым и одновременно тонким приемом: телесное соприкосновение на диване, рука небрежным жестом отодвигает покровы декольте, короткий вздох — ах, как же жарко, — томный взгляд а-ля принцесса Диана. Поняв, что легкая, почти гомеопатическая стимуляция с треском провалилась, я перешла к энергичным мерам, применив прием «рука в мешке».

Пьер наградил меня взглядом строгого учителя времен III Республики и попросил, если возможно, дать ему спокойно досмотреть передачу «Корни и крылья».

Услышь я от него подобное раньше, взвилась бы под потолок.

В статье, написанной два года назад, я продвигала одну затейливую теорию. «Скажи мне, что ты смотришь по телевизору, и я скажу, сколько лет вашему браку». Передачи «Корни и крылья», «Поле чудес» и «Как стать миллионером» добавляли к счету добрый десяток лет: кому, спрашиваю я вас, придет в голову предаваться «африканской» страсти после полуторачасового телетура по замкам Луары?

Мы с Пьером вошли в тот возраст, когда так и тянет посмотреть после ужина передачу о культуре, но, зная, как омерзительно выглядит задремавший перед экраном человек — лицо тупое, из уголка рта течет слюна, — торжественно поклялись никогда не включать этот канал. Не слишком высокая плата за спасение любви — так мы тогда думали. Пьер сознательно меня провоцировал.

Я не ответила ему оскорблением, решив дождаться, когда внутренний голос подскажет мне умное, конструктивное и изящное решение, которое поможет нам выйти из тупика.

Есть!

— Пьер, мне кажется, ты обиделся из-за того, что я сказала в присутствии Поля, и теперь дуешься. Можешь не сомневаться в моем уважении. Твое мнение для меня очень важно. Я готова тебя выслушать, если хочешь, давай поговорим.

— Полин, ты сама-то себя слышишь? Что с тобой? Ты проглотила краткое содержание сериала «Пламя любви» из «Теледосуга»? Неделю ведешь себя как героиня мыльной оперы. Витаешь где-то, не говоря о главном…

— Вот и давай поговорим о главном, дорогой! Чем ты недоволен? Тем, что я пытаюсь стать лучше, терпимее, внимательнее к другим, меньше думать о себе? После больницы я все воспринимаю иначе, мне необходимо, понимаешь, Пьер, НЕОБХОДИМО ОТДАВАТЬ, хотя раньше я только и делала, что получала. А ты меня отталкиваешь и больно этим ранишь.

Пьер провел по лицу рукой.

— Не изображай святую Бландину[25], милая, умоляю тебя, жертвенность — не твой стиль. Я первый восхищаюсь тем, как мужественно ты справилась со всей этой передрягой, но ты очень, ОЧЕНЬ изменилась, и так стремительно, что я должен привыкнуть… А твое выступление за столом — это просто манифест хиппи семидесятых, «Свободные дети Саммерхила», часть вторая! Что за мания — бросаться на выключатели и гасить свет, как будто от этого зависит твоя жизнь? Ты же всегда говорила, что если в комнате горит меньше пяти стоваттных ламп, то тебе хочется наглотаться прозака! Сегодня, возвращаясь домой, я до смерти перепугался — навстречу мне по лестнице несся огромный тролль, переодетый орангутаном, но это была Афликао в моей… в твоей шубе. Она сказала, это твой подарок… Разве не ты, открыв пакет на Рождество, заявила, что хочешь быть похороненной в этой шубе, лишь бы она никому не досталась после твоей смерти!

— Признай, это была жуткая идея. Как только я могла произнести подобное?

— Знаешь, я считал, что женился на женщине, похожей на игристое шампанское, непредсказуемой, но возбуждающей. А теперь живу… только не обижайся… с теткой скучной, как настой ромашки домашнего приготовления. Скажи честно, это пройдет или мне следует начать привыкать?

Придурок.

Придурок высшей пробы.

Нет, недопустимо так думать о спутнике жизни.

Я сделала над собой нечеловеческое усилие и произнесла с улыбкой:

— Боюсь, тебе придется привыкать, Пьер. А сейчас «настой ромашки» хочет спать, так что спокойной ночи.

Я почти не сомкнула глаз, пытаясь найти успокоение в легком похрапывании Пьера. Десять раз за ночь я порывалась его разбудить, но так и не решилась. А ведь прерванный сон был моим любимым приемом для постскандального примирения, и я часто вызывала живой интерес своих читательниц, рассказывая о нем на страницах «Модели»: мужчина, разбуженный слезами — «Боже, как мне грустно, я хочу умере-е-еть», — мгновенно сдается: «Ну-ну, все забыто, детка, давай спать, ладно?»

Однако новая Полин не могла будить среди ночи безмятежно спящего человека — даже ради того, чтобы предложить помириться.