Бесстрашный горец - [69]

– Нет, буду, потому что это правда! – Я…

– Я слепой упрямец, – докончил за него Эван и, по­дойдя к Фионе, взглянул на отца. – Если бы те, кто стоят сейчас у ворот, причинили тебе зло, отец, я бы предложил уничтожить их на месте. Но они ни в чем не виноваты. Я, конечно, понимаю, как тебе нелегко принимать сына чело­века, который, по твоему мнению, предал тебя, однако нуж­ды клана заставляют меня это делать. Мы не можем больше жить сами по себе, отец. Нам нужны союзники. Если они у нас появятся, то я смогу вести мирные переговоры с наши­ми противниками, занимая прочную позицию, поскольку они будут знать, что я не одинок. Сейчас же единственное, в чем я могу их убедить, это не убивать каждого Макфингела, который встретится им на пути.

Подбоченившись, сэр Фингел яростно взглянул на сво­его сына, потом на Фиону, после чего, повернувшись, пе­ревел взгляд на всадников, въезжающих в открытые ворота. Эван внимательно следил за отцом, когда мужчина, назы­вавший себя Сигимором, спешился и направился к ним. Видя, что он и вблизи так же красив, как издали, Эван соб­ственнически обнял Фиону рукой за плечи, не обращая внимания на насмешливое фырканье отца.

– Ты ужасно похож на отца, – буркнул сэр Фингел, после того как все они обменялись сдержанными привет­ствиями.

– Очень надеюсь, – протянул Сигимор. – Неприятно было бы думать, что моя мать ему изменила.

– Она изменила мне!

– Вот как? И когда это произошло? До того, как ее кузина забеременела от тебя, или после того?

Эван и Фиона уставились на сэра Фингела, который сверлил улыбающегося Сигимора хмурым взглядом. Одна­ко на щеках отца появился слабый румянец, и Эван выругался. Хотя ему очень не хотелось верить тому, что сказал Сигимор, по виноватому лицу отца он понял: парень сказал правду. Мэб нарушила напряженное молчание.

– Господи, каким же ты был в молодости дураком! – в сердцах воскликнула она и покачала головой. – Я-то дума­ла, что ты стал таким, какой ты есть, потому что тебя пре­дали. А оказывается, ты в очередной раз продемонстриро­вал свой необузданный темперамент, старый ты осел!

– Меня и в самом деле предали, – возразил Фингел. – Я и не думал нарушать клятву верности девушке, на кото­рой пообещал жениться. Но мой брат узнал, что его неве­ста любит меня и почти убедила своего отца расторгнуть с ним помолвку и разрешить выйти за меня замуж. Он ото­слал ее ко мне. Она пробралась ко мне в спальню, где я спал как сурок, и совратила меня, я и проснуться не ус­пел, а потом принялась кричать на каждом углу, что я ее соблазнил. Когда я попытался рассказать, как было дело, никто меня и слушать не стал. Я бросился к девушке, на которой хотел жениться. Она единственная мне поверила, но проклятая женщина, что меня совратила, заявила, что беременна от меня, и все сказали, что я должен жениться на ней. Терпению моему пришел конец, я проклял их всех и ушел. Так что видишь, Мэб, меня и в самом деле преда­ли, – тихо прибавил он, и лицо его показалось всем уста­лым и измученным.

– Да, Фингел, похоже, это и в самом деле так, – прого­ворила Мэб и, взяв его под руку, повела к замку.

Пройдя несколько шагов, Фингел остановился и огля­нулся на Сигимора.

– Я пытался забрать своего ребенка. Но та женщина сказала, что из-за меня ее выгнали из замка, а ребенок не смог вынести жизненных невзгод и погиб.

– Она солгала, – сказал Сигимор. – Ее родственники любили мальчика. Он получил в наследство их земли, а шесть лет назад женился. Его мать погибла пятнадцать лет назад от рук ревнивой жены.

Фингел кивнул и покорно зашагал рядом с Мэб. Фионе показалось, что у него такой вид, словно он заново пере­жил боль, которую ему пришлось когда-то испытать. Ши­роко раскрытыми глазами она оглядела собравшихся во дворе Макфингелов, всех незаконнорожденных детей сэра Фин­гел а, которые воспитывались точно так же, как его родные дети, потом перевела взгляд на Эвана, который был потря­сен не меньше ее.

– Эван… – начала было она и запнулась. Он кивнул и ласково сжал ее плечи.

– Остается только догадываться, что причинило ему большую боль, – прошептал он. – Мне кажется, все эти годы он винил себя в смерти своего сына. – Эван перевел взгляд на Сигимора: – Почему ему никогда не говорили правду?

– Когда я сам ее узнал, твой отец не стал бы со мной общаться. Остальные же так долго цеплялись за эту ложь, потому что дедушка мальчика боялся его потерять. Когда до нас дошли слухи о том, как ловко твой отец делает детей и сколько их у него уже народилось, все наши старейшины решили, что этот мальчик ему ни к чему, А им он был очень нужен.

– А какого ты сам мнения о сэре Фингеле, Сигимор? – спросила Фиона.

– Я прекрасно знаю, что он не пропустит ни одной юбки, – не спеша проговорил Сигимор, – но знаю также и то, что он бы никогда не бросил своего сына. Женшнну – да, но не мальчика. И его сын тоже это знает. Он ждет лишь, чтобы я сказал ему, когда ворота наконец-то откро­ются, и откроются ли они для него.

– Непременно откроются, – заверил его Эван. – А теперь пошли в лом, посидим за столом, поедим, выпьем. Знакомство может затянуться.

– Сначала я должен каждому из вас отдать послание от Коннора.