Бесстрашные - [3]

законное место в тройке великих Иисусовых сотрясений: победа над грехом на кресте, победа над смертью в могиле, а здесь — победа над страхом в бурном море.

Внезапный страх. Мы знаем, что страх был таким же внезапным, как и сама буря. В

одном из старых английских переводов сказано: «и вдруг поднялась на море великая

буря».

Не все бури начинаются неожиданно. Фермеры в прериях могут заметить

появление грозовых туч за несколько часов до того, как разразится ливень. Но эта буря

накинулась на море, словно лев из зарослей травы. Минуту назад ученики были

поглощены своим путешествием, тасовали колоду карт, чтобы сыграть в «Червы», а в

следующую уже глотали пену бушующего Галилейского моря.

Петр и Иоанн, бывалые моряки, старались утихомирить парус. Матфей, сухопутная

крыса, силился утихомирить съеденное за завтраком. О буре этот сборщик податей не

договаривался. Чувствуете вы его удивление в том, как он соединяет в своем рассказе

два предложения?

«И когда вошел Он в лодку, за Ним последовали ученики Его. И вот, сделалось

великое волнение на море...» (Мф. 8:23-24).

А вы бы не надеялись на более оптимистичное продолжение, на более

вдохновляющие последствия их послушания? «Вошел Он в лодку, за Ним последовали

ученики Его. И вдруг огромная радуга засияла в небе, счастливым предзнаменованием

пронеслась стая голубей, в зеркальной глади вод отразился парус». Разве

последователи Иисуса не проводили время в круизах по Карибам? Нет. Этот рассказ

содержит не слишком тактичное и не слишком популярное напоминание: войти в лодку

вместе с Христом означает промокнуть вместе с Ним. Ученики могли бы ожидать, что

море будет бурным, а ветер — жестоким. «В мире будете [не "может быть, будете" и

не "иногда будете"] иметь скорбь...» (Ин. 16:33, вставка моя. — М. Л.).

Последователи Христа заражаются малярией, хоронят своих детей, сражаются с

наркоманией и алкоголизмом и как следствие имеют дело со страхом. Избавляет нас от

него не отсутствие бурь. Избавляет нас то, что мы видим во время бурь безмятежного

Христа.

«...А Он спал» (Мф. 8:24).

Вот такая вот сцена. Все на борту кричат, Иисус спит. Море бурлит, Иисус храпит.

Он не дремлет, не отдыхает с закрытыми глазами. Он спит. Вы бы могли спать в такой

момент? Могли бы задремать, совершая мертвую петлю на «американских горках»? В

аэродинамической трубе? Под военный марш с литаврами? Иисусу ничто из этого спать

не мешало!

Марк в своем Евангелии добавляет любопытную деталь: «...Он спал на корме на

возглавии» (Мк. 4:38). На корме, на возглавии. Почему первое, и откуда взялось второе?

В первом столетии рыбаки пользовались большими тяжелыми неводами. Их

держали в специально устроенной нише на корме. Спать на настиле кормы было бы

непрактично. Слишком мало места и нет укрытия. А вот в небольшой нише под

настилом — вполне комфортно. Это была самая закрытая, единственная защищенная

5

от дождя часть лодки. Так что Христос, чувствуя некоторую усталость от дневных

занятий, устроился под настилом, чтобы поспать.

Головой он лег на «возглавие» — не на пуховую подушку, а на кожаный мешок с

песком. Балластный мешок. В Средиземноморье рыбаки и до сих пор такими

пользуются. Весят они под сотню фунтов и нужны как балласт, для остойчивости лодки2.

Взял ли Иисус Сам такой мешок на корму, чтобы удобней было спать, или же об этом

позаботился кто-то из учеников? Этого мы не знаем. Но кое-что нам все же известно.

Сон этот был намеренный. Иисус не задремал по случайности. Отлично зная о

надвигающейся буре, Он решил, что подошел час сиесты, так что забрался в уголок, пристроил голову поудобнее и отбыл в страну снов.

Его безмятежность встревожила учеников. Матфей и Марк описали их крики как

одну энергичную просьбу и один вопрос.

У Матфея: «Господи! спаси нас, погибаем» (Мф. 8:25).

У Марка: «Учитель! неужели Тебе нужды нет, что мы погибаем?» (Мк. 4:38).

Они не спрашивают о власти Иисуса: «Можешь ли Ты укротить бурю?» О Его

информированности: «Ты знаешь, что тут буря?» О Его опыте: «Ты имел дело с бурями?»

Нет, они выражают сомнения в мотивах поведения Иисуса: «Тебе и нужды нет...»

Это вызвано страхом. Страх подрывает нашу уверенность в благости Бога. Мы

задаем себе вопрос, жива ли на небесах любовь. Если Бог может спать во время наших

бурь, если глаза Его закрыты, когда наши расширились от ужаса, если Он допускает

бури после того, как мы вошли с Ним в лодку, есть ли Ему до нас дело? Ужас

пробуждает целый рой сомнений — подстегиваемых досадой сомнений.

И еще страх вызывает у нас манию тотального контроля. «Сделай что-нибудь с этой

бурей» — вот подразумеваемое в вопросе учеников требование. «Укроти ее... или...

или... ну, вообще». Страх в своем средоточии — это восприятие нами утраты контроля

над обстоятельствами. Когда жизнь входит в штопор, мы хватаемся за те ее

составляющие, за которые сможем, — наша диета, чистота и порядок в доме, подлокотник самолетного кресла, и очень часто — окружающие нас люди. Чем

беззащитней мы себя чувствуем, тем несносней становимся. Мы рычим и

оскаливаемся. Почему? Потому что мы такие плохие? Отчасти да. Но также потому, что

чувствуем себя загнанными в угол.

Один пример на эту тему привел Мартин Нимеллер. Нимеллер был немецким