Бесспорное правосудие - [141]

– Он едет сюда, – сказала Кейт.

– Господи, зачем? Полиция Суффолка задействована. Мы все организовали.

– Думаю, он хочет присутствовать при концовке.

– Если только она будет.

– Концовка будет. Вопрос – какая и где.

Глава сорок третья

Утром они долго спали, свернувшись каждый в своем спальном мешке, – рядом, но не касаясь друг друга. Эш проснулся первый. И в ту же минуту был настороже. Рядом он слышал ровное, легкое дыхание девушки, иногда нарушаемое тихим бормотанием и легким похрапыванием. Он вообразил, что ощущает запах ее тела, ее дыхания. Потом ему в голову пришла мысль, что он может вытащить из мешка руку и, дотянувшись до девушки, зажать полуоткрытый рот и заставить ее замолчать навсегда. Некоторое время эта фантазия развлекала его, а потом он просто лежал неподвижно, дожидаясь рассвета. Наконец стало светать, девушка зашевелилась и повернула к нему лицо.

– Уже утро?

– Да, утро. Я приготовлю завтрак.

Она выбралась и спального мешка и потянулась.

– Есть хочется. Какой здесь ароматный воздух! В Лондоне нет ничего подобного. Послушай, давай я займусь завтраком. Ты и так много всего делаешь.

Октавия старалась, чтобы голос звучал радостно, но в преувеличенно восторженной интонации было что-то фальшивое.

– Не надо, – сказал Эш. – Я сам все сделаю.

Она не возражала, услышав в его голосе твердые нотки. Он зажег газовую горелку, открыл банку с томатами и еще одну – с сосисками. Эш чувствовал на себе ее тревожный и вопрошающий взгляд, который сопровождал каждое его движение. После завтрака он уйдет. Заберется в свое место среди камышей. Даже Коли там не был. Он должен побыть один. Должен подумать. Во время завтрака они почти не разговаривали, потом Октавия помогла ему помыть тарелки и чашки. В конце он сказал:

– Я скоро приду. Не ходи за мной, – и вышел через заднюю дверь.

Продравшись сквозь кустарник, он вышел на знакомую тропу, ведущую к морю. Она была еще уже, чем предыдущая, и Эш прокладывал себе путь, раздвигая холодные и жесткие камыши. Он помнил все изгибы тропинки и то, что в одних местах она голая и твердая, в других – поросшая травой и редкими маргаритками, а в некоторых – топкая и хлюпающая, и тогда он боялся, что может провалиться. Наконец тропа кончилась. Как он и помнил, здесь был травянистый бугор. Ему хватило места, чтобы сесть, прижать колени к груди и, обхватив их руками, превратиться в неприступный клубок. Эш закрыл глаза и прислушался к знакомым звукам – собственному дыханию, непрерывному шелесту камышей, отдаленному, ровному плачу моря. Несколько минут он сидел абсолютно неподвижно с закрытыми глазами, дожидаясь, пока смятение в душе и теле отступит, сменившись, как он надеялся, покоем. А потом он стал думать.

Он совершил ошибку – первую с тех пор, как убил тетку. Из Лондона нельзя было уезжать. Плохая ошибка – но не роковая. Решение сорваться с места, торопливые сборы, давление на Октавию, сама поездка – разве это не свидетельствует о панике? Раньше он никогда не впадал в панику. Но можно все поправить. Сейчас полицейские уже обнаружили тело и вскоре поймут, что это убийство. Кто-нибудь проговорится, что она левша – да хоть эта сука, Бакли. Однако не может быть так, чтобы только он не знал об этом. Полиция, конечно, придет к выводу, что Карпентер убили, дабы представить ее как убийцу Олдридж – якобы она покончила с собой из чувства вины или с невозможностью жить после совершенного ужасного поступка. Одно это ставит его вне подозрений. А что до убийства Олдридж – у него есть алиби. Зачем тогда убивать Карпентер? Ему не нужна вторая жертва, чтобы отвести от себя подозрения. Он в порядке. К убийству Олдридж он не имеет отношения.

Значит, нужно возвращаться. Надо вести себя как ни в чем не бывало. Выбравшись отсюда, он с дороги позвонит на Пелхем-плейс и скажет, что они возвращаются – потеряли мотоцикл и оказались в трудном положении. История правдивая – все можно проверить. Кроме того, он не бежал тайно из Лондона: Бакли было сказано, что они ненадолго уедут из столицы, чтобы Октавии легче было перенести смерть матери. Во всяком случае, здесь он не совершил ошибки. Никакого тайного побега. Все сходилось.

Но было еще кое-что. Ему требовалось алиби на время убийства Карпентер. Если Октавия согласится сказать, что они все время находились в ее квартире, никто и пальцем его не тронет. А Октавия сделает все, что он захочет, скажет то, что он попросит. Совокупление, случившееся сегодня ночью, было ему ненавистно, но он знал, что оно необходимо: физическая близость навсегда привяжет ее к нему. Он получит свое алиби. Теперь она не донесет на него. Но он надеялся на большее. Без нее он не доберется до денег. Им надо как можно скорее пожениться. Три четверти миллиона и дом, который может стоить еще полмиллиона, по крайней мере. А стряпчий еще говорил что-то о страховке. А мог бы он ее убить? Серьезно он об этом никогда не думал, и теперь особенно – возможно, через несколько месяцев или даже лет он вернется к этой мысли. Но когда они лежали рядом, не касаясь друг друга, он представил картину ее смерти – тело, увешанное старыми консервными банками с камнями внутри, идет ко дну среди камышей и исчезает навеки. В таком уединенном месте ее никто не найдет. Но тут же сам себе возразил: если все-таки ее найдут, тяжелые банки укажут на убийство. Лучше просто утопить – подержать под водой голову, а потом толкнуть ее, лицом вниз, в камыши. Даже если ее найдут, что увидят полицейские? Просто утопленницу. Возможно, несчастный случай или самоубийство. А он вернется в Лондон один и скажет, что они в первый же день поссорились, и она взяла мотоцикл и укатила в неизвестном направлении.