Бессмертный город. Политическое воспитание - [52]

Похоже, прокурор получал от своего собственного рассказа такое удовольствие — удовольствие гурмана, как определил его после про себя Жюльен, — что, слушая его, консулу захотелось узнать о деле побольше.

— А позвольте полюбопытствовать, кто выручил из тюрьмы вашего лжевиновного?

В это время в их сторону под руку со своей подругой двинулась Диана Данини. С ними была еще какая-то женщина.

— Извольте, — отвечал прокурор, перед тем как устремиться к ним навстречу с самой своей обольстительной улыбкой. — В Н. это известно каждому: князь Данини.

Так, значит, подозреваемый мастерил декорации для князя Жана, такого одинокого, потерянного среди своих кукольных подмостков.

— Я непременно хочу познакомить вас с моей подругой Лючией, — обратилась графиня Данини к Жюльену.

Лючия Валантен была молодой женщиной лет тридцати, столь же ослепительно свежей, как Диана Данини, и загорелой и стройной, как стюардесса Карин. Жюльен повел ее закусить холодной лососиной и паштетами. Как и Карин, она была американкой, однако родители ее были родом из Н. Работала она в столице манекенщицей, но на некоторое время поселилась у Даянии.

— Карин — моя лучшая подруга, — сказала Лючия.

Чуть позже к Жюльену подошла Моника Бекер и разыграла перед ним сценку ревности. Чувствуя себя превосходно в отведенной ему в этой комедии роли, Жюльен извинился перед американкой и с учтивой поспешностью взялся сопровождать Монику в малую гостиную, где собрался кружок ее близких друзей. Речь шла о немом поэте, вот уже несколько дней чувствующем недомогание.

— В такие вот минуты и рождаются его лучшие стихи, — говорила Жеронима де Нюйтер.

Диана Данини и ее супруг были вне пределов слышимости; Жюльен счел возможным, не погрешив против этикета, задать несколько вопросов, касающихся убийства. Но не в лоб, а заведя сперва речь о наплыве туристов, по большей части юного возраста и безразличных к несчастным жертвам. Ему дали понять, что он совершил бестактность: в наступившей тишине Моника Бекер заговорила о последней книге Рихарда Фалька. Ни она, ни ее подруги просто не пожелали услышать вопрос Жюльена, но ему показалось, что он вызвал недовольство присутствующих. Правда, значения этому не придал.

Гости стали расходиться. Когда Жюльен собирался откланяться, к нему подошла Лючия Валантен.

— Проводите меня?

Она занимала небольшую студию на верхнем этаже городского особняка Данини. Из окна весь как на ладони был виден город. Было шесть вечера, над городом по-прежнему поднимался гул. На набережной у дворца остановились подвыпившие американцы.

— Ненавижу американцев, — прошептала Лючия.

Они легли в постель. Когда он обнимал ее, она была неподвижной, холодной. А ведь тело ее было одним из самых прекрасных, которыми когда-либо обладал Жюльен. Он удивлялся своей везучести. Однако сомнение все же закралось в него: что, если все это подстроила Диана Данини? Рука Лючии легла ему на затылок. Она была широкой и тяжелой. Девушка закурила и, нагая, подошла к окну.

— Ненавижу американцев, — вновь проговорила она и уронила сигарету за окно.

— Я думал, ты родилась в Америке.

— Ну и что? — пожав плечами, ответила она, не поворачивая головы.

Она была все так же прекрасна в своей наготе, но, кроме желания ласкать прекрасное тело, отдавшееся ему, Жюльен ничего не чувствовал. Она уже одевалась. Теперь Жюльен знал наверняка: она потому попросила проводить ее и так легко отдалась ему, что об этом ее попросила Диана.

Ему вспомнилась печаль Марии Терезы. Он не стал долго задерживаться у Лючии, ни она, ни он не пожелали встретиться еще раз.

Наступил вечер. Толпа стала еще более густой, чем утром. На Ратушной площади танцевали фарандолу, но веселье было каким-то ненатуральным. В криках приезжих слышались грубость, необузданность. Один молодчик, не прячась, мочился прямо у подножия огромной статуи Дианы — символа города. Повсюду валялись бутылки, промасленная бумага.

Жюльен с удивлением поймал себя на мысли: «Ненавижу американцев».

Немцы, англичане хором завели модную песню. Он поднялся к себе.

К своему удивлению, он обнаружил дома Анджелику: она гладила. Поскольку квартира была невелика, она установила гладильную доску в гостиной среди полок с книгами.

— Накопилось много белья, а сегодня вечером я ничем особенно не занята... — объяснила она, зардевшись.

Впервые Жюльен был с ней один на один в такое время суток. Он не знал, должен ли пригласить ее поужинать. На его предложение она ответила отказом. Он стал настаивать, она согласилась, но во все время ужина не могла отделаться от робости. Неприятный инцидент, случившийся с ними в ресторане, лишь усугубил ее природную стеснительность.

В двух шагах от дома был ресторан, завсегдатаем которого стал Жюльен, правда, хозяин всегда держался с ним подчеркнуто любезно. В этот вечер небольшой зал был битком набит туристами, и Жюльен встал в дверях, ожидая, что хозяин пригласит его с дамой на пустующие места за вешалкой. Видя, что никто не обращает на него внимания, он пошел по залу, ведя перед собой Анджелику. Когда они были уже в двух шагах от незанятого столика, к нему со свирепым видом подлетел хозяин.