Бессмертный город. Политическое воспитание - [50]

— Видели? — возопил он.

Еще не было одиннадцати утра, а он уже нетвердо держался на ногах. Воздев к небу руки, как и предвидел Жюльен, он принялся изобличать разврат, Содом и Гоморру и бичевать жертвы; от него им досталось больше, чем от убийцы.

— Ей не было шестнадцати! И ко всему прочему заниматься этим в машине!

Он ухватил Жюльена за лацкан пиджака. Поскольку ростом он не вышел, ему пришлось встать на цыпочки, и он тряс консула, изрыгая почти неразборчивые угрозы.

— Я им говорил, что все это плохо кончится! Но никто меня здесь не слушает. Они предпочитают жить как свиньи и умирать как собаки! Самки ненасытные, вот они кто! Позволяют опутать себя, и вот к чему это приводит. А я ведь предупреждал г-на де Жуаньи, да и всех остальных!

Г-н де Жуаньи был последним представителем Франции в Н. перед закрытием генерального консульства. Коротышка распространял вокруг себя запах красного вина. Жюльен потихоньку отвязался от него и вышел. На лестнице он услышал шаги, доносившиеся с верхнего этажа. Судя по всему, этажом выше быстро поднималась по лестнице молодая женщина.

На улице Жюльен столкнулся с плотной толпой туристов. Звонили все колокола; кругом были сплошь жующие рты: ели сандвичи, мороженое, запеченные в тесто сосиски. На Ратушной площади опять валялись банки из-под пива. Перед закрытыми дорогими лавками на улице Дворцовых служителей, одной из самых красивых в городе, обросшие бродяги, словно сошедшие с картинок, изображающих молодежь пост-68 года, предлагали прохожим латунные колье, поделки из папье-маше, стеклянные бусы, а за опущенными железными шторами в лавках покоились уникальные драгоценности, старинная живопись, ценные издания и гобелены. Однако их владельцы-антиквары отгородились от улицы железным заслоном и, подобно маркизам Яннинг и Берио, попрятались по домам. Как и эти знатные горожанки, они отваживались появляться на улицах лишь в крайних случаях. Маркизы Яннинг и Берио, Жеронима де Нюйтер, Моника Бекер отправятся за город, станут навещать друг друга; торговцы будут время от времени открывать свои лавки, в промежутках сдавая город тем, кто уже чувствовал себя в нем по-хозяйски. Группа развязных немцев распевала God save the Queen[57], обхаживая заливающихся смехом английских студенток. Жюльен быстро сел в машину и отправился на виллу Фонтанель, владение семейства Данини.

Когда Жюльен был здесь впервые, стояла еще почти зима и только несколько комнат огромной виллы отапливались; на пасхальный обед, традиционно собирающий светское общество у Данини, открывалась вся вилла. Столы и стулья были выставлены на галерею первого этажа, из которой открывался вид на долину. За окнами поверх рощ и статуй сада, разбитого на итальянский манер террасами, были видны сады и поля, полого спускающиеся к неторопливой реке. На другом берегу шли сады, огороды, холмы. Там и сям виднелись словно приколотые к пейзажу белые пятна нескольких вилл. В остальном открывавшаяся панорама была самой что ни на есть сельской, ее еще не портила ни одна современная постройка.

По вилле расхаживали гости. Впервые после того, что Валерио назвал большой весенней стиркой, Жюльен увидел в сборе все н-ское общество. Здесь были уже знакомые ему лица и новые. Его представили, но он понял, что эти мелкие помещики из провинции, редко наведывающиеся в город, никогда не слыхали о нем и совершенно им не интересуются. Все их разговоры вертелись вокруг виноградников, фруктовых деревьев, перенесших суровую зиму, они и ведать не ведали о светской жизни Н. и его окрестностей.

Моника Бекер первой подошла к Жюльену. Она, казалось, еще больше помолодела. Белоснежная кожа, ярко накрашенные губы — как и в первый раз, когда он увидел ее, Жюльен подумал, что эта семидесятилетняя женщина привлекательна. Она сообщила, что провела несколько дней в горах (удивительно, как она убереглась от солнца!), что много читает по-французски и получила из Парижа все удостоенное литературных премий.

— Мы всегда плетемся в хвосте, отстаем от вас месяца на три, но я все же пытаюсь идти в ногу, — заявила она, добавив, что ничего из прочитанного ей не понравилось. — У вас теперь в писателях числятся старые дамы, которые пишут, как молоденькие девушки, и мальчишки, которые пишут, как знаменитые старцы.

Она лукаво улыбалась, но ни словом не обмолвилась об убийстве, как и Жеронима де Нюйтер, маркиза Яннинг и маркиза Берио. Подобно Монике Бекер, все они после нескольких недель добровольного уединения помолодели, расцвели. Рядом с ними их мужья выглядели такими невзрачными. Ослепительней всех была Диана Данини, на сей раз без всякого стеснения появившаяся в компании американской стюардессы. Переходя от одной группы гостей к другой, она сама брала бокалы с подноса дворецкого и угощала присутствующих. Дойдя до Жюльена, она издала грудной смешок.

— Что за потерянный вид, друг мой! Можно подумать, весна вам не на пользу.

Впрочем, в голосе ее не было никакой злобы. Жюльен знал, что она права: среди всеобщего возбуждения, громких разговоров, вновь обретенной молодости у него началось нечто вроде головокружения. Он вдруг почувствовал себя сродни невзрачным мужьям этих цветущих женщин — таким же усталым, старым, серым. Диана Данини вновь рассмеялась.