Бессмертные - [28]

Прямо перед «скорой» лежал человек. Около скрюченной руки валялся стальной ломик. С трудом Флауэрс перевернул мужчину на спину. Похоже, он слишком близко подошел к машине и автомат защиты оглушил его суперсониками. Глаза были закрыты, но дышал он ровно.

Инструкция рекомендовала вызвать в таких случаях полицию, но к этому времени Флауэрс слишком устал, да и связываться еще раз с занудливыми блюстителями порядка ему совсем не хотелось.

Он отволок тело подальше и открыл дверцу «скорой». Боковым зрением он почувствовал движение позади себя. Где-то далеко он еще услышал голос Лии:

— Медик!.. — голос казался испуганным.

Он начал было поворачиваться на голос, но опоздал. Тьма поглотила его…

Темнота не рассеялась даже тогда, когда он открыл глаза. Или ему только показалось, что он их открыл? Теперь он понял, что значит ослепнуть. Лию наверняка окружает то же самое.

Сморщившись от боли, он ощупал голову. На затылке набухла шишка величиной с яйцо, волосы слиплись от крови. «Кажется, обошлось без сотрясения мозга», — решил Флауэрс. Рана казалась неглубокой.

Поразмыслив, он решил, что вовсе не ослеп, а просто вокруг темно.

Он смутно, словно дурной сон, вспоминал быструю езду по городским улицам, со скрежетом открывающуюся тяжелую дверь и что-то похожее на сырую гулкую пещеру, куда его, кажется, несли на носилках, опускаясь и поднимаясь по каким-то бесконечным и кривым лестницам, через темные залы, где раскатывалось эхо шагов… а потом положили…

Кто-то сказал:

— Ага, смотри, очухивается! Еще раз треснуть?

— Оставь. Пусть валяется. Он нам еще понадобится. Закрой дверь.

Ба-бах! Темнота снова ослепила его.

Холод бетонного пола начал проникать в его тело. Флауэрс встал. Ноги подгибались, все тело болело. Он вытянул перед собой руку с растопыренными пальцами и шагнул вперед, затем еще раз. Другой рукой он прикрыл лицо.

Наконец пальцы коснулись стены. Бетон.

Он осторожно двинулся вдоль стены. Вот угол. Прошел дальше. Дверь. Металлическая. Ручка. Флауэрс попытался ее повернуть. Без толку. Пошел дальше по стене. Через некоторое время он получил представление о помещении, в котором его заперли: около пятнадцати футов в длину, пять в ширину, с одной дверью и без окон.

Кто-то оглушил его, затащил в этот бетонный ящик и запер.

Наверняка это тот тип, которого он вытащил из-под колес «скорой». Больше некому. Когда Флауэрс близко подошел к машине, датчики защиты узнали его и отключили оборону, а этот тип, воспользовавшись этим, незаметно подкрался и оглушил его. Скорее всего ломиком. Рана вполне подходила под него.

Но если это обычный грабитель, то зачем, кроме лекарств и аппаратуры, он прихватил еще и медика?

Флауэрс проверил карманы и убедился, что в них пусто. Пистолет тоже исчез.

Определив, что дверь открывается внутрь, Флауэрс решил спрятаться за ней, а когда кто-нибудь войдет… Фактор внезапности и то, что он довольно крупный мужчина, с крепкими кулаками, — все это говорило в его пользу.

В ожидании он вспомнил сон, который часто снился ему. Будто он снова маленький и отец по своему обыкновению разговаривает с ним как со взрослым. Это всегда льстило маленькому Флауэрсу, но и смущало его.

— Бен! — говорил отец. — Не спорю, есть вещи поинтереснее медицины, наверное, но есть ли хоть одна надежнее ее? — Он клал тяжелую руку на худенькое плечо мальчика. Бену всегда хотелось стряхнуть ее, но он не смел. — В этом мире священна только жизнь, но ты поймешь это, только став медиком, когда изо дня в день будешь драться со смертью, иногда успешно, а чаще нет. Но все равно отвоевывая у нее дюйм за дюймом, ибо только перед жизнью склоняемся мы. И не важно, какая она: жалкая, искалеченная, никому, казалось бы, не нужная или, напротив, процветающая, — она в любом случае останется для нас священна. Вот так-то, Бен.

— Я тебе верю, папа, — дрожащим голосом отвечал маленький Флауэрс. — Я буду врачом.

Темнота наваливалась, усыпляла. Флауэрс отчаянно боролся с дремотой. Но отчего в голову лезут мысли об отце Лии?

«Слишком много врачей, но целителей среди них ничтожно мало», — именно так сказал старик.

Чушь какая-то. Много есть таких вот фраз, которые из-за своей непонятности кажутся значительными. Флауэрс вспоминал споры с другими медиками. Он настолько явственно представил себе всю обстановку студенческого бытия, что ему показалось, будто сквозь стены его бетонной тюрьмы проникли характерные запахи госпиталя: эфир и спирт. Святой запах — запах жизни. Дураки, что критикуют медицину, просто ничего не понимают.

Однажды он стоял у пуленепробиваемого окна общежития и смотрел, как сносят старые кварталы домов, чтобы на их месте возвести новые здания медицинского центра. Его завораживал взаимосвязанный процесс сноса и строительства — то же самое происходит в самой природе, где умирание соседствует с воспроизводством. Любопытно, сколько кварталов к этому времени отобрали у города здания центра? Сорок? Сорок пять? Забыл… Подумал он об этом, видимо, вслух, потому что Чарли ответил:

— Шестьдесят с лишним.

Чарли Бренд был юноша со странностями. Ходячая энциклопедия, он всегда оказывался готов к тому, что кто-то востребует информацию из его великолепного хранилища, где-то в тайниках мозга, способного соперничать с ЭВМ.