Бессмертие: странная тема русской культуры - [4]

. Бехтерев говорил, что бессмертие возможно лишь в человеческих делах и в памяти людей. Шмальгаузен считал, что смерть есть плата за сложность многоклеточного организма и что «старческая дегенерация входит в нормальный цикл особи». Однако Сергей Метальников был более оптимистичен: исходя из того, что клетка как таковая может вроде бы размножаться бесконечно долго, он считал, что в этом факте содержится основа для человеческого омоложения.

Бессмертие по-советски

Сталинизм, разумеется, пресек все разговоры на эту попахивающую религией тему. В 30-е годы советская философия, в сущности, взяла на вооружение мнение Ильи Мечникова, еще в начале ХХ века в своих знаменитых философских этюдах высказавшего мысль, что смерть «запрограммирована» и является необходимой и нормальной частью жизни биологического организма.

Но после примерно 30-летнего перерыва интерес к теме возродился. Предпосылкой для этого стало возобновление в СССР геронтологических исследований и организация в 1958 году в Киеве первого Института геронтологии. Если наука существует — люди поневоле задумываются, куда могут завести ее успехи, тем более, что и научная фантастика в это время испытывает взрыв популярности. В середине 1960-х годов в прессе появляется несколько статей президента Академии наук Белоруссии Василия Купревича, доказывающих, что рано или поздно наука может и должна дать человеку бессмертие. Купревич — прежде всего ботаник, но инициирует создание в АН Белоруссии сектора геронтологии. Вслед за Купревичем статьи аналогичного содержания пишет генетик и геронтолог Лев Комаров. В 1969 году крупный физико-химик академик Петр Ребиндер публикует в «Литературной газете» статью «К горизонтам будущего», в которой говорит: «Первоочередная задача биологии — сделать человека бессмертным».

Под влиянием идей Купревича известный белорусский поэт Кондрат Крапива написал пьесу «Врата бессмертия», в которой обсуждает проблемы этики взаимоотношений между людьми, получившими дар бессмертия.

Параллельно тема достижения бессмертия начинает вновь появляться в фантастике — не очень часто, но регулярно. Возможно, первым прецедентом этого рода в послевоенное время стало появление в 1964 году (за год до статей Купревича) романа фантастов Е. Парнова и М. Емцева «Бунт тридцати триллионов». В нем, правда, бессмертным был не человек, а древний ящер с особым строением ДНК. Самое же любопытное — роман сопровождало предисловие кандидата химических наук В. Шибнева «Биохимия бессмертия», в котором автор послесловия рассуждает о научных основаниях фантастической идеи и признает, что «человек не может примириться со смертью».

Фантастика становилась полем для высказывания сомнительных идей и обсуждения этической проблематики возможного бессмертия. Можно назвать такие произведения советской имморталистской фантастики, как «Ольга Нсу» Геннадия Гора, «Бессмертие для рыжих» Владимира Фирсова, «Пилот экстра-класса» Владимира Михайлова, «Лачуга должника» Вадима Шефнера, «Пять ложек эликсира» братьев Стругацких (последнее произведение экранизировано). И именно в «Альманахе научной фантастики» за 1970 год была опубликована статья историка Александра Горбовского «Стучавшие в двери бессмертия», где приводится сводка известных в истории мифологических и реальных попыток достичь бессмертия и выражается надежда, что наука действительно может это сделать.

Официозная советская философия явно почувствовала вызов — и начала отвечать. В середине 1960-х годов практически одновременно со статьями Купревича вышла книга заведующего кафедрой истории и теории атеизма МГУ Ильи Панцхавы «О смертности и бессмертии человека», где жестко указывается: «Стремление <…> к неограниченному продолжению персонального существования индивида абсолютно неосуществимо и порочно в своей основе. Оно представляет собой бесполезное восстание против фундаментального закона существования живого, утверждающего, что смерть есть необходимый момент жизни»[8].

Но, несмотря на сопротивление профессиональных атеистов, тема возвращается в гуманитарные науки. В 1969 году появляется диссертация Г. Г. Ершова, в которой, после 30-летнего перерыва, используется термин «иммортализм» и при этом вводится различие «плохого» — религиозного — иммортализма и «хорошего» — научного, опирающегося на достижения прогресса. В 1980 году дипломат и писатель Владимир Пряхин, выступая на симпозиуме по продлению жизни и пытаясь дать некое философское обоснование геронтологическим исследованиям, выдвинул концепцию биологически бессмертного человека как материального носителя новой формы движения материи.

Настоящий прорыв произошел во второй половине 1970-х годов благодаря деятельности прежде всего двух человек — философа Игоря Вишева и литературоведа Светланы Семеновой.

Творчество Игоря Вишева — удивительное явление русской духовности. В молодости он потерял зрение, но не потерял силу духа, смог стать доктором философских наук и профессором Челябинского университета. Главной темой его жизни стал иммортализм, хотя сам Вишев предложил термин «иммортология» — так он называл предполагаемую науку о достижении бессмертия. С начала 1970-х годов Вишев написал множество статей и книг, доказывающих, что человек может надеяться на бессмертие, что он вовсе не обречен на смерть фатально, что бессмертие является главной целью человечества и наука может этой цели достичь, поскольку уже стали появляться соответствующие подходы. В публикациях советского времени Вишева и Купревича называют двумя главными адептами иммортализма.