Бессмертие графини - [43]

Мой рыцарь с готовностью оттянул ворот рубашки, подставляя шею для укуса. Его кожа влажно блестела в свете единственного факела. Все же, несмотря на всю готовность, он явно волновался, хоть и пытался это скрыть.

С момента, как он узнал мою тайну, Иероним кормил меня не один раз, но мне ни разу не пришлось попросить его об этом.

Вот и сейчас я жадно вдохнула его запах и аккуратно прокусив кожу, прижалась к шее своими губами. Выпив достаточно, я зубами проколола собственную руку, и Иероним послушно осушил выступившие алые капли.

— Еще. Вдруг этого будет недостаточно, — я крепче прижала уже начавшую затягиваться рану к его рту, и только после нескольких глотков убрала ее.

— Что теперь? — Иероним дышал тяжело, а капли моей крови испачкали его губы красным.

— Теперь я должна тебя убить.

Мои руки тряслись, потому что я не представляла, как смогу это сделать. Как смогу причинить Иерониму боль, пускай он и пошел на это добровольно. Как смогу начать его агонию смерти.

— Обязательно ты? — спросил он, поняв мой страх.

Я раз за разом повторяла ему, насколько это мучительно — умирать, оставаясь живым, но решительность его лишь крепла от осознания того, что граф заставил меня пройти через это против моей воли.

— Нет, но смерть… — и не успела я договорить, как Иероним, глядя мне в глаза, молниеносным движением выхватил из-за пояса мизерикордию и вонзил ее себе прямо в сердце.

Вскрикнув, я кинулась к нему, усев подхватить на руки. В последний раз я заглянула в его карие глаза, закрыв их, чтобы вновь увидеть, когда они станут алыми.

— Хорошо. Все будет хорошо, — повторяла я едва различимым шепотом, качая тело, казавшееся мертвым.

И я не знала, кого я так успокаивала — Иеронима, который уже не мог меня слышать, или саму себя.

***

Он не приходил в себя долго.

Очень долго.

Я не знала, сколько длится обращение, сколько времени я сама была без сознания, когда граф сделал это со мной, но теперь каждую секунду я проверяла — очнулся ли Иероним.

Я знала, что все сделала верно, именно так, как объяснял мне граф, но чем дольше мой рыцарь, бледный, лежал на полу с кровавой раной, тем больше сомнений начинало роиться в моей голове.

Вдруг я ошиблась?

Вдруг что-то пошло не так?

Вдруг теперь он не очнется?

Вдруг…

Слишком многое могло случиться, и слишком многое сейчас зависело от того, когда же Иероним, наконец, откроет глаза.

Сразу, как только его сердце остановилось, я привела одну из замковых горничных. После обращения жажда мучает особенно сильно, заставляя забывать обо всем остальном, и потому ее необходимо утолить. Теперь девушка молча сидела в углу, а я меряла шагами комнату, мечась туда-сюда, словно тень.

Вскоре я увидела то, чего ждала, может и недолго, но это время показалось мне вечностью.

Первые изменения.

Кожа Иеронима стала бледнеть, волосы будто погустели, а черты лица неуловимо изменились. Даже запах поменялся на то, как пахнет увядание.

Рана затянулась, не оставив после себя и следа, а все мелкие недостатки исчезли.

Теперь это был словно он и не он одновременно. Все те же каштановые волосы, все та же линия подбородка, вот только теперь он казался куда более прекрасным. Идеальным. Словно портрет, на который художник нанес последние штрихи, завершающие картину.

Я знала, что со мной происходило то же самое, но наблюдать все это вот так… это совсем другое.

Я почувствовала, что обращение завершено, хотя Иероним по-прежнему лежал недвижимо. Но все же я приготовилась.

И точно. Всего несколько секунд — и он открыл глаза. А после кинулся к служанке, покорно ожидающей своей участи.

Однако, пускай я и ожидала подобного, я все равно едва успела его перехватить. Служанка, которой я заранее внушила ничего не бояться, меланхолично смотрела на клацнувшие возле ее шеи клыки.

Пускай я и пообещала себе не допустить ничего плохого, я совершенно не знала, что же мне делать. Жажда, особенно после обращения, туманит разум, на некоторое время уничтожая твою личность, превращая в монстра, полностью одержимого только лишь одним.

Кровью.

Ты чувствуешь ее запах, ты слышишь ее шум, ты видишь, как бьется венка на шее, и все остальное становится совершенно не важным. Лишь бы только попробовать ее. Лишь бы ощутить на губах ее пьянящий вкус и то, как жизнь уходит к тебе с каждой алой каплей.

Иероним пытался дорваться до заветного, но я держала его крепко.

— Ты сможешь выпить кровь, но я не позволю тебе забрать и жизнь. Слышишь? Иероним? — потрясла я его.

В алых глазах мелькнула тень понимания, и я сама взяла руку служанки и прокусив ее, поднесла ко рту Иеронима. Тот принялся жадно пить, а я считала про себя.

— Хватит для первого раза, — произнесла я, когда вышла минута.

Иероним меня, разумеется, не послушал, и мне пришлось силой оттаскивать его, а после внушать служанке уходить и забыть все, что было здесь.

Когда она скрылась за дверью, Иероним успокоился окончательно. Впрочем, после жажды обычно приходит полное осознание того, каким же ты монстром стал.

И мой рыцарь не смог этого избежать. Когда алые глаза его потухли, а зубы втянулись, он посмотрел на свои руки, словно видел их впервые.

— Теперь я легко могу убить любого, лишь сжав свои пальцы, — прошептал он.