Бессмертие графини - [18]

Однако я действительно не понимала, как его забота и внимание, после которых я чувствовала явное облегчение, могут мне повредить. Ведь он был моей отдушиной в этом царстве страха. Единственным человеком, с которым я могла поговорить, не опасаясь за свою репутацию, или за то, что обо всем узнает граф. Единственным, после Рози, в этом замке, к кому я испытывала нежные чувства, так непохожие на мою больную, одержимую привязанность к графу.

После долгих разговоров Викторий сдался.

Соглашаясь продолжить наше общение, он выглядел печальным, напоследок заметив, что надеется, что я не возненавижу его, когда все пойму. И больше он никогда не возвращался к этой теме.

Хотя, как я бы смогла возненавидеть своего единственного и лучшего друга в этом, все еще чужом мне замке, пусть и формально я считалась здесь полноправной хозяйкой?

Я дорожила Викторием и никогда не отказалась бы от него.

О, как бы я хотела чувствовать к своему мужу хотя бы часть той теплоты и нежности, что испытывала к Викторию.

Или же увидеть в глазах графа отблеск той же заботы, с какой смотрел на меня его друг.

Но нет.

Сама я уже не смогла бы жить без графа. Он разрывал мое сердце острой болью на тысячи частей, наполняя каждую из них страхом, пополам со страстью. Он учил меня бояться собственных желаний и желать ужасающе-невозможного. Он заставлял меня дышать им одним и задыхаться в одиночестве, хотя при этом отравлял собой воздух, меняя любовь на зависимость.

Он был невозможно-холоден и по-животному горяч.

И несмотря на прошедшее с момента нашей свадьбы время, мы так и не стали близки хоть в чем-то, кроме постели. Мы мало знали о пристрастиях друг друга и тех милых привычках, которые есть у каждого, мы никогда не поддерживали друг друга и не вели задушевных разговоров.

Да мы вообще практически не общались, особенно днем.

Если это было время обеда, или ужина, то мы просто сидели рядом за столом, чинно кивая рыцарям и друг другу. И хотя с моей стороны всегда было искреннее желание хоть как-то заинтересовать своего мужа, но граф, как и в первые дни, оставался до остроты холодно-вежливым.

Он поддерживал светскую беседу, которая сводилась к погоде за окном, падежу скота в этом месяце, или политическим событиям, вроде восстания в Леоне, или смерти последнего короля из династии Каролингов и избрании Гуго Капета на эту должность. Но дальше дело не шло.

Ночью же разговоров не было. Ведь не могу я считать за разговоры те грязные стоны и развратные слова, которые он вырывал из меня. И как только он не уставал снова и снова, каждую ночь придумывать разные способы опускать меня в бездну сладкого бесстыдства?

И никогда, ни один раз мы не затрагивали чувства.

Конечно, я осознавала, что выхожу за графа, владетельного сеньора, а не конюха. Что все будет куда серьезней. Что я должна буду соответствовать. Но все же, я оказалась не готова к такому холодному дневному равнодушию.

Он называл меня не иначе, как «графиня» и вскоре мне стало казаться, что я забуду собственное имя.

А когда однажды я попыталась, переборов свой страх, завести разговор о том, что испытываю к нему (конечно я не собиралась говорить правды, но надеялась, что такой разговор вызовет ответную реакцию), то просто не смогла вымолвить и слова.

Я стояла, подавившись несказанным, а граф мерцал своими алыми глазами.

— Вам что-то необходимо графиня?

Он вскинул свои темные брови, а я, так и не сумев открыть рот, лишь помотала головой.

— Вот и хорошо, — он усмехнулся, обнажив белоснежные зубы, — а то я подумал, что вы мне прямо тут в любви признаваться начнете. Право же, мы не крестьяне, и знаем, что выше чувств есть долг.

И закончив свой маленький монолог он ушел, даже не обернувшись, оставив меня в полной растерянности.

Как он так легко угадал мои невысказанные слова? И почему, собственно, они остались невысказанными?

Несколько лет семейной жизни, и к чему я пришла?

Распутство, которое граф лишь поощрял всеми возможными способами.

Все та же его замкнутость, как в чувствах, так и в делах замкового хозяйства.

Моя больная привязаннасть к его холоднлму телу и хищной улыбке, и мой страх перед его алыми глазами.

Единственный друг, что одновременно и самый близкий человек для графа.

Безумие, нарастающее с каждым месяцем.

И моя бездетность.

Ведь несмотря на наши жаркие ночи, за эти несколько лет, я так и не смогла родить ему наследника.

Хотя, казалось, графа это нисколько не смущает. Он не выказывал мне претензий, не злился и не угрожал променять меня, «пустоцвета», на более здоровую. Это было весьма странно для столь владетельного сеньора. Мужчинам нужен наследник, это естественно.

Но все, что естественно для других, было совершенно неприменимо к графу.

Однажды, когда граф в очередной раз пришел в мою спальню, я заговорила с ним об этом. Возможно, стоило бы выбрать более подходящее время и место для такого серьезного разговора, но днем мы молчали о личном, так что же еще мне оставалось?

— Господин? — спросила я с придыханием, когда граф жадно шарил по моему телу, заставляя выгибаться ему навстречу.

В ответ он лишь вопросительно вскинул брови и резким движением вошел в меня, заставив вскрикнуть от наслаждения.