Бессмертие графини - [16]

Властным жестом граф услал прочь заботливую Рози и обратился ко мне, едва за той закрылась дверь.

— Прости, что вчера не смог навестить тебя, — он плотоядно усмехнулся. — Но обещаю, что сегодня мы наверстаем все сполна.

И не дожидаясь ответа, граф вышел прочь.

— Госпожа, госпожа! — Рози подбежала ко мне, не дав остаться одной. — Расскажите же и вам станет легче. Что он вам сделал?

Некоторое время я молчала, никак не в силах справиться с собой.

Я не знаю, отчего я была удивлена больше — от того, что граф не пришел вчера ночью, и все произошедшее было лишь слишком реальным кошмаром. Или от того, что он пришел сегодня, с самого утра, впервые с момента нашей свадьбы, отбросив свою острую дневную вежливость, и таким образом воплотил в жизнь мой второй страх.

Только вот, сейчас эта фраза вовсе не возбуждала, а наоборот, пугала меня. И я не знала, хочу ли я, чтобы так было, или же отстраненность и безразличие принесут мне куда больше спокойствия.

— Все в порядке, Рози, — наконец сказала я служанке, что была действительно обеспокоена. — Граф не сделал мне ничего дурного.

— Но когда я вошла — на вас лица не было!

— Кошмар. Просто очень реальный кошмар, вот и все, — и я не знала, кого я больше успокаиваю этими словами.

Рози, или себя?

***

Этот кошмар словно стал первым маленьким снежком, из которого в последствии вырастает огромный ком. И если бы тогда я знала, чем все обернется, то я бы уделила этому куда больше внимания, а не просто постаралась бы утешиться пустыми отговорками.

Но людям не суждено видеть будущее, и потому я списала кошмар на расстройство от своей семейной жизни, а небольшие провалы в памяти — усталостью. Хотя откуда было взяться усталости, если здесь я ничего не делала, кроме как сидела с графом за столом, гуляла, да вышивала?

Моя мать всегда занималась замковым хозяйством. Разумеется, она не убиралась, но управляла прислугой, следила, чтоб зерно и запасы доставляли в срок, а крестьяне платили талью. И я готовилась к такому же быту. Ведь как-то так обычно и складывается, что хозяин замка воюет и занимается другими важными делами, а хозяйством заправляет его жена (разумеется от лица мужа).

Но граф не позволял мне выходить за пределы полотна для вышивки. Он твердо держал весь в замок в своем холодном кулаке и прислуга, кроме Рози, слушалась в первую очередь именно его.

Моим же местом оставалось лишь ложе, которое он посещал практически каждую ночь. Но даже здесь хозяином был именно он.

В некоторые места мне и вовсе был запрещен вход.

Однажды я гуляла по замку. Это было на следующий день после злосчастного кошмара. Я знала, что граф сейчас находится в оружейной. Он практически не покидал замка при свете солнца, предпочитая надежность его стен. Впрочем, в этом я как раз его понимала. Лето выдалось настолько знойное, что прохлада крепости была единственным доступным спасением от духоты.

Наступившая же осень принесла с собой дожди, серость и промозглый ветер. В замке, где сейчас жарко горели факелы, а гобелены, развешанные по стенам, спасали (хоть и не совсем до конца) от сквозняков, было несколько уютней.

Я не хотела случайно столкнуться с графом. После того, утреннего, разговора к моему суеверному страху (который и не думал исчезать), примешивался теперь и страх того, что он превратит день в ночь. Этого бы я точно не пережила и сгорела бы со стыда. Хотя меня удивляло, что Господь все еще не покарал меня молнией за мою похоть и разврат.

И вот я решила спуститься на первый этаж, или даже посмотреть подвалы. Не то, чтобы мне была так уж интересна подземная часть замка, просто я не хотела ни выходить под мелкий, промозглый дождь, ни встречаться с графом.

Но я не смогла туда попасть.

Около массивной двери стояло два привратника и вместо того, чтобы услужливо распахнуть передо мной створки, они молча загородили собой проход.

— Вы знаете, кто я такая? — надменно проговорила я, задрав подбородок.

Но они даже не ответили, все так же молча загораживая дверь. Казалось, будто вместо глаз у них блестящие пуговицы — так сосредоточенно, и одновременно бессмысленно, они смотрели на меня.

Я предприняла еще пару попыток попасть внутрь, угрожая им расправой, гневом графа и всем, чем только смогла придумать, но они так и не проронили ни слова, и мне пришлось отступить.

Спрашивать у графа о том, что же находится за деревянной дверью, я не рискнула, равно как и пробовать спуститься в подвалы еще раз.

Тем более, что вскоре меня стало волновать совершенно другое.

Мои провалы в памяти («слепые пятна» — так я называла их про себя) никуда не делись. И все усилия припомнить какие-то детали этих пятен были тщетными. Словно кто-то затирал мне память, подсовывая взамен какие-то яркие, но совершенно плоские образы, которые при ближайшем рассмотрении начинали трещать по швам.

Но если бы дело ограничивалось только этими пятнами. Через два дня после моего неудачного визита я заметила несколько свежих ран на своем теле. Попытки припомнить, где же я могла так покалечиться, ничего не дали — память артачилась, отвечая пустотой.

А потом эти раны… исчезли.

Вот они были, но я моргнула — и их уже нет.