Беспризорник Кешка и его друзья - [68]

— Я тоже так полагаю! В Ново-Никольском соберу совет из офицеров и подумаем, что дальше делать. Нужно теперь быть начеку. — Враштель сел на коня и протяжно скомандовал:

— По кон-я-ям!

3

По прибытии в село Ново-Никольское полковник Враштель дал команду: «Вольно! Можно перекурить, проверить подпруги!», а сам собрал в крестьянской избе офицеров. Те разместились кто где мог — на скамьях вдоль стен, на табуретках, на сундуке; некоторые стояли, держась за эфесы сабель.

Хозяевам избы Враштель предложил погостить у соседей, сам сел за стол, крытый скатертью, и поднял руку, призывая к вниманию.

— Господа офицеры, — заговорил командир полка, теребя темляк на эфесе сабли. — Я полагаю, что вы знаете, куда я веду полк? От вас мне нечего скрывать, ведь к одному стремимся алтарю. В данный момент мы в некотором затруднении. Сами знаете, не все егеря согласятся уходить с родной земли в Маньчжурию. Это надо учесть. Всех ненадежных нужно разоружить здесь же, в Ново-Никольском, а с остатками полка переходить китайскую границу. Там есть русская земля — полоса отчуждения, там свои, там наше спасение, и оттуда мы начнем спасать нашу матушку-Русь! — Голос полковника дрожал, он заметно волновался. — А город Никольск-Уссурийск, видимо, уже в руках партизан, — полковник нахмурился. — Нужно учесть, что на нашем пути находится станица Полтавская. Часть уссурийских казаков тоже поддалась большевистской агитации, изменила России. Поэтому нужно быть начеку! Приказываю командирам батарей объявить егерям предстоящее расквартирование в этом селе. А командиру добровольческого эскадрона не расквартировывать егерей, по моему приказу разоружить неблагонадежных. В этом вам поможет господин Прешиперский — представитель контрразведки.

Офицеры стали задавать вопросы, обсуждать детали предстоящей операции.

А в это время матрос Налетов, который все еще оставался в полку, собрал в первой батарее наиболее надежных конно-егерей.

— Братишки конно-егеря, свистать сюда ребят, живо! Говорить будем!

Вокруг Налетова собрались егеря, а он вскочил на орудийный лафет, снял, несмотря на мороз, темно-серую папаху, задорно тряхнул чубом и обратился к собравшимся:

— Братишки-егеря! Чьи это трескучие ядреные морозы?! — И сам ответил: — Наши, русские, ни в солдаты, ни в матросы! Чей это снег, на котором мы с вами стоим сейчас? Русский! А чья это матушка-земля под снегом и под нашими ногами? Русская! — Его голос звенел в морозном воздухе. — А чьей она кровью и потом полита, кем оплакана и кем завоевана?!

— Кровью отцов! Кровью дедов! Кровью казаков-прадедов! — раздались голоса пришедших в движение конно-егерей, обступивших орудие.

— Значит, ни в солдаты, ни в матросы, эта матушка-земля полита кровью наших отцов и дедов?! — опять задал вопрос Налетов. — Так чего же мы ее покидаем?! Почему мы отказываемся защищать эту землю? Нас уводят в чужую страну. В Харбин нас ведут, братишки-егеря! Большевистский революционный комитет конно-егерского полка постановил: ни шагу дальше! Так обнажим же наши сабли, перебьем офицеров и вернемся к своим братишкам по оружию, к партизанам. Партизаны вас никогда не предадут и в чужую страну не уведут! Враштель сказал, что японцы разоружают гарнизон, а на самом деле ничего подобного! Город заняли красные. Партизаны сейчас проливают кровь за Никольск, а мы бездействуем!

Он с секунду помолчал, потом решительно рубанул рукой воздух:

— Кто с нами? Кто за революцию, — отходи налево, — а кто ни в солдаты, ни в матросы — направо.

Добровольцы заметили волнение конно-егерей у первой батареи и загалдели. Жорж подбежал к Хватову, а тот вскинул карабин и выстрелил в Налетова. Лошадь метнулась в сторону, а партизан упал на снег, обливаясь кровью.

На выстрел распахнулась дверь избы, где совещались офицеры, и оттуда выскочили Удавка и Враштель. Полковник бежал в расстегнутой бекеше к добровольцам, держа в руке наган.

— Пулеметы к бою, по мятежникам!..

В добровольческом эскадроне засуетились еще больше, защелкали пулеметные замки. Однако офицеры упустили момент. У восставших егерей были расчехлены пулеметы и стволы орудий первой батареи давно повернуты в сторону добровольческого эскадрона. Место матроса занял член революционного комитета полка, который сидел с Налетовым на гауптвахте. Когда часть егерей, окружавших его, стала разбегаться, он выхватил наган и закричал:

— Стой, товарищи! В ружье! Сабли наголо!

Он выстрелил в поручика Прешиперского, кинувшегося бежать к восставшему эскадрону. Тот, как подкошенный, упал на снег, а член революционного комитета скомандовал:

— По контре!

Восставшие конно-егеря сгрудились у первой батареи, стали заряжать карабины: обе стороны приготовились к смертельной схватке. Командир полка, видя, что дело приняло невыгодный для офицеров оборот, взмолился, сделав предупредительный жест:

— Ребята! Прекратите кровопролитие! Видите, пулеметы уже приготовлены, на вас обрушится шквал огня. — Стволы «максимок» действительно были наведены, и расчет ждал команды. — Я предлагаю миром договориться. Без кровопролития. Мне с вами не по пути, ребята! Наши дороги разные. Я не буду препятствовать вашему возвращению в Никольск-Уссурийск. Езжайте куда хотите, только не препятствуйте нашему пути! У меня к вам будет одна просьба. В Никольск-Уссурийске, в крепостном районе, в моем флигеле, осталась моя семья. Она в этой канители ни при чем, ребята. Сделайте, что в ваших силах. Все сделайте, чтобы семья осталась невредима. Сделаете, ребята?