Беспокойное бессмертие: 450 лет со дня рождения Уильяма Шекспира - [72]

И жажду мира с добрыми людьми.

Вас, госпожа, молю о примиренье —

Вражду же службой верной искуплю.

Вас, мой достойный родич Бэкингем,

Коль неприязнь гнездилась между нами,

И вас, и вас, лорд Риверс и лорд Дорсет,

И вас лорд Вудвил, так же вас, лорд Скейлс,

Всех, всех, кого нечайно я прогневал,

Будь это герцог, граф иль джентльмен,

Из всех живущих ныне англичан

Такого нет, чтоб был не люб мне боле,

Чем только что рожденное дитя.

Благ тем, Господь, создав меня смиренным.

Елизавета

Сей день благим отныне нарекут.

Даст Бог, придет конец раздорам нашим.

Мой господин, прошу вас лишь о том,

Чтоб брат наш Кларенс был сюда доставлен.

Ричард

Как! Для того ли клялся я в любви,

Чтоб быть осмеян пред своим владыкой?

Кому ж неведомо, что знатный герцог мертв?

^{Все вздрагивают.}

Зачем же, прах презрев, над ним глумиться?

Риверс

Кому не ведомо? А ведомо кому?

Елизавета

Господь всевидящий! О небо! Что за жизнь!

Бэкингем

Лорд Дорсет, так же бледен я, как все?

Дорсет

О да, милорд, никто не сохранил

Румянца на щеках в покоях этих.

Эдвард

Как! Кларенс мертв? Приказ был отменен.

Ричард

Казнен же он по первому приказу —

Его ж Меркурий на крылах принес,

С приказом новым, знать, калека медлил,

На погребенье даже не поспев.

Нет, некто — родом низкий и коварный

И участь Кларенса достойный разделить,

Кровавый умысел родством прикрывши кровный

Досель вне подозрения у нас.

Входит граф Дерби.

Дерби

За службу верную прошу расположенья.

Эдвард

Простите, граф. Душа моя скорбит.

Дерби

Пока владыка не ответит, я не встану.

Эдвард

Реки ж скорей, о чем хлопочешь ты?

Дерби

Вернуть мне власть над собственным слугой,

Убившим днесь мятежного повесу,

Что к Норфолку на службу поступил.

Эдвард

На смерть обрекши брата, стану ль я

Устами теми ж миловать холопа?

Брат никого не убивал — вина

Его лишь в помысле, — все ж он наказан смертью.

Но кто вступился за него? Кто падал ниц

Пред моим гневом, к разуму взывая?

Кто мне напомнил о Любови братской,

О том, как Уорвика могучего оставив,

Несчастный встал с мечом в моих рядах,

Как спас меня от Оксфорда и молвил:

«Живи и царствуй, брат любезный мой?»

Или о том, как в поле мы замерзли

Чуть ли не до смерти, и он накрыл меня

Покровами своими, сам оставшись

В одежде легкой перед хладом злым?

Но память эту лютый гнев греховный

Из сердца вырвал, и никто из вас

Меня не образумил милосердьем,

Когда же кучер ваш или вассал

Утратит образ Божий в пьяной драке,

Вы падаете ниц передо мной,

Вопя: «Прости, помилуй». Я же снова

Грех на душу беру, прощая их.

^{Дерби поднимается с колен.}

За брата кто замолвил хоть словцо?

Я сам перед собою не вступился

За брата. Ведь надменнейший из вас

Ему обязан чем-то в этой жизни.

Но кто хоть раз за жизнь его вступился?

Боюсь, что справедливостью Господней

Настигнуты мы все за этот грех.

(К Хастингсу.)

Сведи меня в покой мой. Бедный Кларенс!

^{Король, королева со своей родней и Хастингс удаляются.}

Ричард

Вот суеты плоды. А как смутились

Родные королевы, побледнев,

Когда прослышали о Кларенса кончине?

Они всегда смущали короля.

Бог им воздаст. Что ж, господа, пойдемте,

Утешим Эдварда присутствием своим.

Бэкингем

При вас мы будем неотступно.

^{Уходят.}

Джонатан Бейт Из уважения к истине © Перевод Е. Доброхотова-Майкова

Приводимое ниже интервью было взято 27 ноября 2002 года журналистом Уэном Стивенсоном для веб-сайта студии FRONTLINE, снявшей документальный телесериал «Много шума из-за того-сего».

Уэн Стивенсон. Что это за явление, с вашей точки зрения, — спор о шекспировском авторстве?

Джонатан Бейт. Как вы, должно быть, знаете из соответствующей главы моей книги «Гений Шекспира», а также из более свежей работы о предполагаемом портрете Шекспира[138], меня очень занимает этот исторический и культурный феномен. О культе Шекспира и о его статусе он может сказать многое. Как известно, во всех религиях есть течения и секты, зачастую еретические. Псевдорелигиозный культ Шекспира существует с XVIII века; к тому же в наше время почитание классиков приобрело характер своеобразной религии. Поэтому я считаю, что в той мере, в какой отношение к Шекспиру граничит с обожествлением, оно неизбежно будет порождать ереси. И тут меня по-настоящему интересует вот что: когда, в какое именно время люди начали задаваться вопросом, действительно ли все эти пьесы написал человек из Стратфорда?

У. С. Да, вопрос этот возник не сегодня и не вчера.

Д. Б. Вот именно, не сегодня и не вчера. Однако при жизни Шекспира и еще почти двести лет после его смерти никто ничего такого не спрашивал. Вопрос возник в XIX веке, когда Шекспир стал культовой фигурой, когда его провозгласили величайшим поэтом всех времен. И тут, на мой взгляд, ключевым тезисом является следующий: спор об авторстве — порождение или, как сказали бы философы, эпифеномен шекспировского культа. Обожествление Шекспира началось в XVIII веке — через полтора столетия после его смерти.

У. С. На ваш взгляд, попытки установить альтернативное авторство — это серьезное литературоведение?

Д. Б. Нет. Оно целиком строится на примысленном, на конспирологии. А часто и на вере в криптограммы, в скрытые намеки, зашифрованные в поэтических строках, хотя никаких свидетельств того, что писатели-современники Шекспира прибегали к подобной тайнописи, нет.