Вымотанная и обессиленная, синьора Бартолини вынуждена была сама убрать все дерьмо в коридоре и на лестнице, потом, когда все фрейлины были на утреннем туалете герцогини, она купалась, затем вернулась к себе, заперлась и уснула около десяти утра, совершенно изнуренная и умаявшаяся, и проснулась только в четвертом часу пополудни. Может, Черубина и стучалась к ней — она не слышала. По пробуждении же, услышав от служанок о циркулирующих по замку слухах, пришла в ужас и до последнего часа не могла даже нос высунуть из комнаты. Где уж тут думать о подруге? Но объяснить всё это синьора, понятное дело, не могла, и потому просто обожгла начальника тайной службы яростным взглядом и прошипела, что была занят.
Однако, вопрос самого д'Альвеллы был сугубо формальным: он не хуже синьоры понимал, что после возни с ночными горшками ей было не до приятельских бесед с подружкой. Но сути это не меняло. Дуреху кто-то отравил, и теперь надлежало узнать — кому она мешала? Было очевидно, что Черубина с кем-то провела ночь, но едва ли её убил любовник — ведь её видели утром. Д'Альвелла отметил, что для убийства был выбран идеальный момент всеобщей суеты, вызванной приездом герцога Федерико Гонзага, и всеобщей потехи, инспирированной шутом Песте. Случайно ли это? Второе — да, ибо о шалости Чумы никому заранее известно не было. Но об ожидаемом приезде гостей знали все.
Говоря откровенно, смерть статс-дамы волновала начальника тайной службы лишь в той мере, в какой она могла быть связана с неудавшимся покушением на герцога. Последнее взбесило д'Альвеллу. Как могло случиться, что нашпиговав двор своими людьми, он просмотрел мерзавца-предателя, чужого наймита? Это был вызов и оскорбление его достоинства. На ночном совете наедине с герцогом после гибели собаки они обсудили возможные причины покушения, пытаясь по причине обозначить и виновника. Отношения с папской курией при Фарнезе были напряженными. Но не настолько, чтобы напрямую угрожать Франческо Марии или желать его смерти. Перехваченное письмо вызвало у герцога скорее недоумение, чем злость. Он не понимал, кого мог задеть столь сильно, чтобы это могло быть основанием для смертельной вражды, но д'Альвеллазнал, что герцог не отличался деликатностью и мог походя оскорбить любого необдуманным и резким словом. В этом не было нарочитого желания унизить, герцог не был жесток, но чувствительность и гордость других были для него несущественны. Чтобы общаться с доном Франческо Марией, нельзя было быть излишне ранимым.
Они с герцогом обсуждали произошедшее полночи, но ни к чему не пришли.
Ночами Тристано д'Альвелла методично перебирал лица, имена, сопоставлял и обдумывал. Это его человек? Некто, кого он принял за своего? Этого он боялся больше всего. Или один из тех, кому традиции или высота рождения давали право вращаться при дворе? Порой у него мелькали смутные мысли, которые он едва осознавал, они становились всё отчетливее, но не проступали до конца. И вот — перед ним был труп той особы, кою сам д'Альвелла, подобно Песте, никогда не принимал всерьёз. Её отравили. Герцог сказал, что это простая уголовщина, но Тристано д'Альвелла понимал, что дон Франческо Мария обеспокоен. Сам Тристано решил не делать пока выводов. Две попытки убийства всего за две недели заставляли не торопиться с суждениями. При этом мысль, что некто в замке имеет в своем распоряжении яды, коими пользуется по своему усмотрению, приводила д'Альвеллу в бешенство. Попытка отравить герцога сорвалась благодаря не его расторопности, но случайности, а убийство Черубины Верджилези порождало новые пугающие мысли. Д'Альвелла вызвал своих людей и отпустил статс-дам и фрейлин, решив, что поразмыслить о преступлении он может и не на глазах у всех. Он кивнул Аурелиано Портофино, чей опыт следователя ценил, приглашая пройти к нему, велел Бертацци внимательно осмотреть труп, но, когда они с инквизитором пришли к д'Альвелле, а сам Тристано опустился в кресло, он обнаружил, что компанию ему составляет не только мессир Портофино, но и нахал Песте.
Это не смутило начальника тайной службы.
— Ничего не скажешь, кстати… — Тристано д'Альвелла скривил губы, с омерзением вспоминая труп.
— Да, полно, Тристано, всё пустяки. — Аурелиано Портофино был настроен элегично. — Это, может быть, и не связано… — Он поймал сумрачный взгляд д'Альвеллы. — Не удивлюсь, если это просто закономерный финал любовных авантюр красотки. Кто её любовник?
Песте усмехнулся, д'Альвелла тоже иронично посмотрел на инквизитора.
— Донна Черубина Верджилези частенько проводила ночи с моим дружком главным лесничим Ладзаро Альмереджи и главным дворецким Густаво Бальди, она спала с нашим главным ловчим Пьетро Альбани, врачом герцогини Пьетро Анджело, порой пускала под одеяло камергеров Алессандро Сантуччи, Джулио Валерани, Маттео Монтальдо… Дрались они с Бартолини из-за алхимика Джордано Мороне, астролога Пьетро Дальбено, как-то промелькнул и Лоренцо Витино…
— Боже мой, как поставлена во дворце тайная служба! — восторженно поднял брови Портофино. — Ваши люди прекрасно вам служат, Тристано.
