Бескрайние земли - [13]
Люди съежились от страха; лес вызывал у них почти религиозный трепет. В чаще не было ни одной тропы, здесь обитали лишь звери и призраки. Люди остановились, сердца их сжались от ужаса.
Разразилась буря. Небо прорезали молнии, звучали раскаты грома, словно то скрежетали зубами лесные духи, которым угрожала опасность. Молнии на мгновение освещали лес, но люди не видели ничего, кроме темно-зеленой стены из деревьев: они все превратились в слух; вместе с шорохом убегающих змей и рычанием перепуганных ягуаров им слышались страшные голоса призраков, бродящих по чаще. Огонь, перебегавший по самым высоким ветвям деревьев, исходил, несомненно, из ноздрей бойтата. А что за страшный шум слышался по временам? Разве это не топот пробегавшего через лес мула священника? Самка мула была прежде девушкой; жажда любви отдала ее в кощунственные руки некоего священника. Люди не слышали больше рычания ягуаров. Теперь это был крик страшного оборотня — получеловека, полуволка с огромными когтями, — он стал таким потому, что его прокляла мать. Страшный танец каапоры, с одной ногой, одной рукой, половина лица смеется. Страх сжимал сердца людей. Дождь лил с такой силой, словно это было начало второго потопа. Все напоминало сотворение мира. Непроходимая и таинственная, древняя, как время, и молодая, как весна, лесная чаща возникла перед людьми как самый страшный из призраков, пристанище и убежище оборотней и каапор. Огромная лесная чаща. Люди казались маленькими на фоне леса, крошечными испуганными зверьками. Из глубины сельвы[12] доносились страшные голоса. Но вот буря, словно злая фурия, сорвалась с черного неба, на котором для пришельцев не блистало ни одной звездочки; и тогда стало еще страшнее.
Эти люди пришли из иных краев, с иных морей, из иных лесов. Лесов уже освоенных, прорезанных дорогами, уменьшившихся в своих размерах, потому что много деревьев было выжжено. Лесов, где исчезли ягуары и где змеи были редкостью. И вот теперь они очутились перед девственным лесом, где еще никогда не ступала нога человека, где не было дорог под ногами, звезд над головой. Там, откуда они пришли, старухи в лунные ночи рассказывали страшные истории о призраках. «В некоторой части света, в некотором никому не известном месте, неведомом даже странникам, которые пересекают дороги сертанов, неся пророчества, в этом далеком краю живут призраки». Так говорили старые люди, а они знают жизнь.
И неожиданно в эту ночь бури люди открыли трагический уголок вселенной, где обитали призраки. Здесь, в лесу, на лианах, вместе с ядовитыми змеями, свирепыми ягуарами и зловещими филинами обитали те, кого проклятия превратили в фантастических зверей и кто платил за совершенные преступления. Отсюда отправлялись они безлунными ночами поджидать возвращающихся домой путников. Отсюда отправлялись они устрашать мир.
Остановившиеся перед чащей маленькие человечки прислушивались к доносящемуся сквозь шум бури гулу голосов пробужденных призраков. И когда молнии перестали освещать лес, они увидели огонь, вырывавшийся изо рта призраков; по временам им являлся невообразимый силуэт каапоры, исполняющей свой страшный танец. Сельва! Это не тайна, не опасность, не угроза. Это божество!
Здесь не дуют холодные ветры с океана. Он далеко, этот океан с зелеными волнами. В эту ночь с дождем и молниями здесь не дуют холодные ветры. И все же люди содрогаются и трепещут, их сердца сжимаются. Перед ними лес — божество. Людей обуял страх. Они роняют топоры, пилы и серпы, их руки немеют при виде этого ужасного зрелища. Их широко раскрытые глаза видят перед собой разъяренное божество. Там звери — враги человека, зловещие животные, там призраки. Дальше идти нельзя. Никакая человеческая рука не может подняться на божество. Люди в страхе медленно отступают. Сверкают молнии над лесом, льет дождь. Рычат ягуары, шипят змеи. Но особенно буря, стоны оборотней, каапор и мулов священника защищают тайну и девственность лесной чащи. Перед людьми лес, он — прошлое мира, он — начало мира. Они бросают ножи, топоры, серпы, пилы; есть лишь одна дорога — вернуться назад.
2
Люди отступают. Им потребовались дни и ночи, чтобы добраться сюда. Они пересекли реки, шли почти непроходимыми тропами, прокладывали дороги, застилали болота, одного из них укусила змея, и его похоронили недалеко от только что проложенной дороги. Грубый крест на глиняном холмике — вот и все, что напоминало о погибшем переселенце из Сеара. Даже имени его не поставили на кресте: нечем было написать. Это был первый крест на дороге в краю какао; потом их много выстроилось по обеим сторонам дороги; они напоминали людям о тех, кто погиб при завоевании этой земли. Другого путника трепала лихорадка, он схватил ту самую лихорадку, что убивает даже обезьян. Еле передвигаясь, он все-таки добрел, а теперь и он отступает назад, в лихорадке его преследуют галлюцинации. Он кричит:
— Вон оборотень!..
Они отступают. Сначала медленно. Шаг за шагом, пока не доходят до того места, где дорога немного расширяется — здесь меньше колючек и трясин. Июньский дождь льет на них; одежда промокает насквозь; они дрожат от холода. Перед ними лес, буря, призраки. Они отступают.
