Бесконечные Вещи - [7]

».

И, наконец, к удивительным пещерам, высоким и глубоким, которые были отмечены двумя звездочками в красном путеводителе (Пирс как раз перечитывал его, когда автобус прибыл на Нью-йоркскую междугороднюю автобусную станцию): одна звездочка напечатана, а вторая начерчена карандашом Крафта, быстрая звездочка, которую мы рисуем одной сплошной линией. «Мы пересекли узкий мост-эстакаду над водопадом, который обрушивается в долину Эльбы, прошли десять километров вдоль польско-чешской границы и только потом опять выбрались на дорогу из Иоахимсбада. Короткий, но достаточно трудный подъем привел нас ко входу в пещеру; отсюда несколько раз в день экскурсии спускаются к подземным чудесам».

Несмотря на этот пролепсис^[29], Пирс не был уверен, что его паломничество принесет какой-нибудь результат, если на то пошло. И, безусловно, Роузи Расмуссен посылала его не за какими-нибудь открытиями; скорее ради него самого, как она посылала дочку что-то делать — собирать цветы или поливать их — когда горести жизни подступали слишком близко и угрожали поглотить ее. Предполагалось, что Пирс поработает в библиотеках Англии и Европы и закончит собственную книгу; однако он не сказал Роузи, что книги нет вообще, что он перестал пытаться написать ее: он был уверен, что она немедленно отзовет предложение Фонда, если узнает об этом.

Эти вложенные друг в друга неприятности — предмет, который Феллоуз Крафт на самом деле не привез домой или который Бони не взял у него; книга, которую он не окончил, и еще одна, которую не смог написать Пирс; неверие Роузи и несправедливости эпохи, которые, по ее мнению, кормили нежелание Бони видеть жизнь и смерть такими, какие они есть, — должны были добавиться к еще большей пустоте, но, спустившись из автобуса, Пирс не почувствовал себя глупым, обманутым, или даже никудышным, каким давно себя чувствовал. Воздух — его собственный, не городской — казался невероятно чистым, а мир — хмурым и очищенным, освободившимся непонятно от чего, но реального: как на следующий день после отвратительной ссоры с любимым человеком, когда ты говоришь или выкрикиваешь слова, которые долго оставались несказанными и которые невозможно вернуть. «Что теперь? — думаешь ты в такой день. — Что теперь?»

Он вышел из автобуса на центральном вокзале и пошел по улицам. Стоял февраль, землю покрывал толстый слой шевелящегося пудинга из снега и грязи; переломный год в жизни старого города: все старые надежды, казалось, разлетелись в прах, а новые ценности, хотя и приближающиеся, еще не появились или даже не в состоянии быть понятыми, во всяком случае, Пирсом.

Сначала он пошел на юг. Там, через двадцать кварталов, находился офис его агента, одновременно ее квартира; место, которое он никогда не видел. Когда-то, в другой эпохе, Джулия Розенгартен жила в его квартире в другой части города. Ему придется рассказать ей историю, намного более тяжелую, чем чемоданы, которые он тащил с собой: он не может написать книгу, которую она, на основании нескольких страниц мистификации, продала крупному и нетерпеливому издателю. Пирс был смущен из-за своей неудачи, и даже больше, чем себе представлял, но он и обрадовался ей; так человек, освободивший от загноившейся ноги, радуется, что все остальное в порядке. Это была глупая идея, невероятно и скандально глупая, дешевый трюк, независимо от того, сработал бы он или нет. Если даже когда-то он и хотел чего-то добиться в истории или преподавании, он должен был утопить этих котят и никогда о них не говорить.

Откуда эти угрызения совести? думал он, идя через мегаполис. Почему он все больше боится, разве он не знает, что к чему? И что случится, если он этого не сделает? И вообще, огромным преступлением было бы уже то, что предложенной им книге пришлось бы играть против других томов в ярких обложках, толкающихся в списке бестселлеров (Пирс все еще следил за этими списками), например против продолжения «Колесницы Фаэтона»^[30], рассказывавшего о пришельцах, высадившихся на Земле в древности — автора называли примером того, как далеко можно зайти и все-таки не подвергнуться насмешкам; или другого, в котором Иисус имитировал собственную казнь и, сам себе Грааль, бежал в Англию, а оттуда в Испанию, где стал родоначальником династии королей, потомков которых можно найти и сейчас^[31]. Или «Как извлечь пользу из грядущего Конца Света», двадцать недель в списке. Или — все ее читали, Пирс повсюду видел ее блестящую черную обложку — длинный трактат о фейри, и об их мире внутри этого, и о бесконечной зиме, которую они в конце концов превратили в весну^[32].

И, тем не менее:

— Я не могу написать ее, — сказал он Джулии. — И не буду.

— О, ради бога, Пирс.

— Нет, правда.

— У писателей бывают кризисы. Я знаю. Поверь мне.

Джулия, слегка располневшая и разбогатевшая, не одним способом, в других отношениях осталась такой же: ее лицо являлось прямым потомком того, которое он знал, и ее квартира была ее квартирой, как мгновенно понял Пирс, поглядев по сторонам.

— Скажи мне, — потребовала она.

— Я просто... — ответил он, — просто не могу притворяться, будто верю, что все эти вещи возможны.